Презентация книги «Первичные знаки: назначенная реальность». Прямой эфир программы «Петербургская панорама», «Петербург» 5 канал радио «Петербург» ( Эфир 17 марта 2018 г.)
Гость: Инна Веселова
Ведущая: Мария Блажнова
https://soundcloud.com/dobrohodushka/pryamoy-efir-programmy-peterburgskaya-panorama
М. Б.: Сейчас у нас в студии фольклорист, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета Инна Сергеевна Веселова. Здравствуйте. Не так давно, в 2017 году вышла книга «Первичные знаки: назначенная реальность». Над ней трудился целый коллектив авторов, и вот Инна Сергеевна Веселова – один из этих авторов. Сегодня мы намереваемся поговорить про эту книгу. Инна Сергеевна, название «Первичные знаки: назначенная реальность», не сразу поймешь, к чему оно. Можно подробнее про это?
И. В.: Да, спасибо за приглашение, Мария. Нам действительно очень важно рассказать о том, что мы придумали. Мы – фольклористы, мы ездим в экспедиции, мы собираем известный фольклористам репертуар: когда получится, сказки, когда не получится, рассказы о домовых и леших, но вместе с рассказами, песнями и колыбельными мы слушаем истории о воспитании и о неудачах в воспитании детей, о рукоделии, о разнице в восприятии мира. Например, мы удивлялись, что цвета называются по-разному, что люди по-разному себя ведут, по-разному плавают, по-разному спят. Речь не только о разных социальных и бытовых условиях, к которым мы непривычны. Речь идет даже о тех привычных действиях, которые всем известны в городе: о том, как пеленать детей. В городе нам даже не приходит в голову, что можно пеленать как-то иначе, кроме как на столе или на диване, на кровати, а бабушки в деревне привычно садятся на пол, вытягивают ровно ноги перед собой, и пеленают внуков на ногах. Когда мы вытаращивали глаза, удивляясь такой телесной технике, они удивлялись в ответ: «А как еще?»
Мы поняли, что в культуре важно говорить не только о вербальной, словесной составляющей, но и обо всем том, что назначает реальность помимо слов. Как филологи мы знаем, что реальность определяется словами и языком, но оказывается, что многое в мире определяется телом, органами чувств, а органы чувств культурно тренируются. Это и есть те первичные знаки запахов, цветов, движений, эмоций и ценностей, различать которые научаются люди. Живут люди в той культуре и с теми первичными знаками, которую назначила им культура.
М. Б.: Инна Сергеевна, действительно, в ходе ваших с коллегами исследований многое может удивить и показаться странным. А есть ли вещи, которые, наоборот, объединяют нас, которые общие для всех?
И.В.: Да, конечно, иначе бы мы не принадлежали бы к общей культуре и не понимали бы людей, живущих в деревне, да и люди, приезжающие из деревни, не понимали бы нас, городских . Во-первых, у нас много общего в кулинарии, во вкусах. Во-вторых, многие горожане — это крестьяне во втором, третьем поколении. Они несут в себе, в теле, во вкусах, в цветовых сочетаниях наследие своих деревенских родственников. В-третьих, забота о детях в совместном труде – это общее и в городе, и в деревне. И там, и там люди передают детям бытовые, ремесленные, рукодельные навыки. Хорошо, если передают, – и это нас объединяет.
М. Б.: Если остановиться подробнее на рукоделии, то глава книги, которая посвящена как раз полихромному вязанию, – это ваша глава. Расскажите, пожалуйста, что это за полихромное вязание, и почему такое внимание ему уделено?
И.В. : Внимание уделено, наверное, потому что я заметила это вязание не сразу и чуть ли не случайно. На Русском Севере встречается много красивых артефактов. Но я не умею рубить дома, а то заинтересовалась бы удивительными техниками строительства. Или навыками рыбной ловли. Множество навыков, практик, относящихся к области метиса (от греч. «хитроумие»), передаются из рук в руки. Они передаются не словами, а в совместной деятельности: многое, известное жителям северных деревень, удивляет умением вписываться во взаимодействие с природой. Так вот, однажды в конце экспедиции уже ставшие друзьями собеседники подарили мне очень красивые рукавицы. Они были выдающейся красоты, эти варежки, чуть больше размера, чем мне нужно, но не в том было дело, а в том, что они были очень яркие, очень плотные, с очень сложным рисунком. Я решила: «Здорово, красивая вещь!» И еще подумала, что я такие узоры встречала в Прибалтике, в Норвегии. Через несколько лет мы оказались в деревне за 300 километров от той, где мне подарили первую пару, и пожилые жительницы открыли нам сундуки. В сундуке оказалось 50 пар таких рукавиц. И тут мы поняли, что среди прочих сундуков с платками, с шалями, с шелковыми платьями, которые чудом сохранились через всю историю XX века, бабушки накапливали свое собственное богатство – эти рукавицы. Полихромным вязание называется, потому что по большей части узоры многоцветны. В одной рукавице может быть сочетание до восьми цветов. И это очень пестро, очень нарядно, можно даже сказать… в городе это называется цыганщина или другим этническим термином, но это очень русское рукоделие, и оно очень яркое. Собрав большое количество фотографий узоров и образцов их сочетаний с другими аксессуарами (шалями, поясами, платьями), мы поняли, во-первых, что сочетание этих цветов очень сложное. Ведь у нас, горожан, у «занудных» в серости своей и туманности петербуржцев, как мы ни старайся, у нас не получится устроить такой праздник цвета. У нас, оглянись мы вокруг, мы увидим сочетание «веселеньких» серенького, бежевого и черного. Во-вторых, сама вязка рукавиц поражала своим качеством: плотностью и сложностью геометрической комбинаторики. Я стала интересоваться, как и когда обучаются рукоделию. Через некоторое время выяснилось, что рукавицы, которые мне подарили, были изделиями выдающейся мастерицы, которая отправляла их на разные выставки. Но знаменитость мастерицы вовсе не значит, что ее чествовали, награждали дипломами и что она была членом Союза художников. Нет, она была знаменита среди своих односельчан. Все знали, что ее произведения очень качественные, а качество, в частности, определяется количеством цветов, сложностью геометрического узора и тем, что вывязан узор и на внешней стороне ладони, и на внутренней. Иногда в архангельских сувенирных магазинах продаются изделия концерна «Северные узоры», кажется так он и называется. Но у всех рукавиц на продажу — узоры только на внешней стороне, то есть рассчитаны на презентационную функцию. А те рукавицы, которые связаны для своих, они всегда и внутри украшены, то есть внешнее равно внутреннему. Так постепенно находились детали, которые определяли качество мастерства, признаки этого качества, и как оно передается по наследству – как учат бабушки внучек, дочек, как постепенно женщины научаются вязать. Та мастерица, которая связала первые мои мезенские рукавицы, связала 2600 пар варежек за свою жизнь.
М. Б.: Это с самых ранних лет дочки, внучки сидят рядом с бабушкой, наблюдают и что-то пытаются сами сделать? Или как секрет наследуется, как обучение мастерству происходит?
И. В.: Когда мы спрашиваем у наших собеседниц-мастериц: «Кто вас учил?»,чаще всего они гордо отвечают, что никто не учил: мол, сидим рядом, смотрим, как это делается. Но если поспрашивать подольше и послушать повнимательнее, выяснится, что бабушки оставляли корзинки с вязанием… Вообще бабушки не оставляют корзинки с вязанием, они их убирают после окончания работы… Но иногда они оставляли корзинки на видном месте с начатым вязанием, чтобы внучки могли попробовать немножко сами. Как раз многие рассказывали, что никто не учил, но им невзначай оставляли вязание, и они тайком пробовали.. Вязание варежки – не только сложная геометрическая задача, но и стереометрически непростое построение. Любая варежка вяжется на пяти спицах, или «иглах», как там говорят. С восьмью разными клубочками разных цветов. В этом пазле нужно не запутаться. Это интеллектуальный вызов для девочек, и им интересно его испытать. Обычно начинают вязать в один цвет или в два цвета, и часто учили вязать бабушки или тети, а не мамы. Мамы заняты, во-первых, а во-вторых, со временем с мамой возникает психологический конфликт и прямое соперничество, и чтобы его избежать, девочки учились на стороне.
М. Б.: Скажите, пожалуйста, подбор цветов, колористическое решение, конечно, отличаются от привычных нам. Есть какие-нибудь закономерности?
И. В.: Да, это всегда сочетание яркого и светлого цвета с насыщенным темным. Это комбинаторика по насыщенности. И часто это очень контрастные сочетания: желтый сочетается с зеленым, красный — с голубым.. У некоторых мастериц есть свои любимые цвета и контрастные сочетания. Но важно то, что вязали из собственноручно спряденной шерсти своих собственных овец. Заводили овец так, чтобы овцы в стайке были разной масти – белые, серые, черные. Мужские рукавицы и носки вязали из неокрашенной шерсти белого, серого, черного цветов. Для вязания разноцветных женских и детских рукавиц нужно было красить шерсть. Красили пряжу сами, раздобывали красители фабричные или пользовались натуральными. Палитра цветов получалась богатая. Плюс сочетание светлых и темных оттенков. Но хитрость полихромного вязания состоит в том, что в нем орнамент состоит из сочетания двух цветов – фона и фигуры, при этом цвета и фона, и фигуры меняются каждые 5–7 рядов вязки. Рукавицы вяжут не сплошным орнаментом, а разноцветными полосами. На экране компьютера узор выглядел бы как симметричная матрица тетриса или то, что в комбинаторике называется паркетажем.
Я как-то пробовала связать такую варежку по образцу и под руководством опытной вязальщицы. Варежка, на которую у обычной мастерицы в деревне уходит 2–3 часа, я честно вязала 3 недели: начинала, распускала, сбивалась и поняла, что нужно обладать навыками геометрического воображения, чтобы «построить» рукавицу.
М. Б. :Если подробнее про сам узор говорить – это просто геометрический орнамент, да?
И. В. : В орнаментах можно выделить повторяющийся паттерн. Чаще всего это вписанные в квадрат так называемые гребенки, кресты. По паттернам можно определить, где варежка связана, в низовьях реки Мезени или в ее верховьях, у какого притока. Люди узнают земляков по паттернам их рукавиц. Пинежские узоры отличаются от мезенских, а мезенские от лешуконских. Встречаются варежки со свастикой, и некоторые мастерицы удивляются: мол, они знают, что это узор вроде бы фашистский, но с другой стороны, узор этот достался от бабушек и прабабушек, которые ни о каких фашистах слыхом не слыхивали. У каждой мастерицы от 5 до 12 узоров в репертуаре. Из этого репертуара выбирают паттерн, которым будут вязать. Чаще всего вяжут его по памяти, но могут вязать с образца. Обычно собирались на беседы по вечерам поговорить, попеть, повязать. Рассказывают о мастерицах, которые по дороге на ферму вязали: по карманам распихнуты клубочки, идут, вяжут, разговаривают с подружками. Варежки обычно вяжутся для конкретного человека: внука, внучки, племянника, молодки, невестки. Когда около 50 связанных за сезон пар достают из сундука – это поражает колористическим взрывом. Фейерверки на ночном небе – вот с чем сравнима с коллекция варежек в северных домах.
М. Б.: Спасибо, Инна Сергеевна. Какие-нибудь особенные названия для цветов есть? Или все так же, как у нас: красный, зеленый, желтый?
И. В.: Жители даже самых отдаленных деревень страны прошли через единую систему школьного образования и поэтому все называют цвета так, как научилисьв школе. Однако известен эксперимент группы Лурии в двадцатые годы в Средней Азии, когда психологи пытались разобраться с когнитивными возможностями людей, получивших школьное образование, полуграмотных и совсем неграмотных. Совсем неграмотные женщины-рукодельницы занимались ковроткачеством. И они создали известные трудности психологам: в нормативном смысле женщины не справлялись с задачами предлагаемого учеными теста. Тест предполагал, что есть некоторый набор цветов, и нужно разобрать по кучкам фигуры разных цветов. Те, кто учился в школе, складывали зеленый к зеленому, красный к красному, а женщины-ткачи складывали фигуры по сочетаемости в коврах, и цвета они называли удивительным образом – цветущего персика, свиного помета. Это были названия по аналогии с каким-то цветом в природе. А аналогий —бессчетное количество. Конечно, психологи понимали, что рукодельницы хорошо различали цвета, но различали их по другим категориям и признакам.
М. Б.: У нас есть звонок, Инна Сергеевна. Здравствуйте, вы в эфире, слушаем вас.
Здравствуйте, скажите, пожалуйста, а насколько отражается в этих коврах, в вязании глубина мифа, то есть помимо того, что это передается из поколения в поколение, сохраняются узоры и традиции, насколько четко это можно проследить в зависимости от местности?
М. Б.: Спасибо за вопрос.
И. В.: Спасибо за вопрос, да. Наверное, искусствоведы всегда пытались найти какие-то золотые ключи к смыслам узоров. Какие же мифы заключены в этих узорах? Но для меня было важно не искать миф о змееборчестве или о мировом древе. Его там, в общем, нет. И солярного мифа в этих орнаментах не очень много. Весь миф, вся мудрость заключена именно в том, что женщины умеют сложно сочетать цвета и выстраивать очень сложный узор. В тот момент, когда вязальщица начинает вязать, узор существует только в ее голове – тот узор, который должен получиться. Есть ритм, в котором она вяжет: 3 петли голубого, 3 петли красного, 5 петель голубого, 3 красного. Ритм то расходится, то сходится, и она следит за схождением чередований цветов, и время от времени, где-то раз в 5 рядов, ритм выстраивается очень четкий – 3 петли на 3 петли, 3 петли фона и 3 узора, потом опять расходится. Есть ритм движения, и узор, к которому она стремится. Для меня главный миф – тот метис, умение, которое заключено в этом рукоделии. Женщины как в орнаменте рукоделия, так и в орнаменте жизни отслеживают каждый свой шаг здесь и сейчас, представляя последствия этого шага, к чему это приведет в результате. Предусмотрительность прослеживается в узорах танцев и расписании повседневности. Одна из непреодолимых трудностей для современных горожан – станцевать кадриль или составить хоровод, потому что каждый из нас танцует свою партию. Мы не знаем, какая в результате сложится общая картинка нашего танца, а деревенские танцоры видят картину кадрили или хоровода как бы сверху. Они знают, как они стоят, в чем состоит их партия, их «здесь и сейчас», и как они должны взаимодействовать в общем узоре. Вот это, мне кажется, навык грандиозный, почище змееборческого мифа. Представление о том, что каждый твой шаг влияет на общий узор, оно должно быть встроено в сознание. В частности, оно встраивается через рукоделие.
М. Б.: Не только через рукоделие, и об этом, наверное, тоже упомянуто в книге. Через что еще? Вот про хоровод интересно упомянули. На мой взгляд, абсолютно непрофессиональный, хоровод – это встал в кружок и пошел, ничего сложного.
И. В.: У нас, наверное, детсадовские представления о хороводе. Но и они в нас встроены. Надо припомнить, сколько часов мы провели, пока нас научили ходить хороводом. Деревенское шествие и деревенский хоровод, то, что было в 20-е, 30-е годы, то, что сейчас пытаются на некоторых праздниках восстановить, – это совершенно другое зрелище. Это очень сложное сочетание пения, шествия, схождений и расхождений участников, которые редко кому доступны из наших современников, кроме участников фольклорных ансамблей. Хоровод «Завивание капустки» представляет собой движение под пение хороводной песни в цепочке, которая то свивается, то развивается в спираль в быстром темпе. Праздничное шествие девушек по деревне во время летних метищ (так назывались пинежские летние гуляния), или Петровщин (праздника на Петров день) на Мезени —зрелище невероятной театральности. Это то самое нематериальное наследие праздника, которое мы утратили, но можем вообразить его по описаниям начала XX века. В шествии принимали участие 50–100 девушек, которые съезжались со всех окрестных деревень. Каждая девушка привозила с собой до пяти смен костюмов, и эти костюмы представляют собой ансамбль с сочетаниями цветов насыщенности полихромной вязки. Чаще всего 5–8 цветов, мода на которые год от года меняется. Платья к праздникам были сшиты из шелка, порчи, и экономического ресурса семьи на это хватало. Все их тетушки-мамушки собирались, чтобы нарядить, украсить бусами, разными косынками, бисером каждую девушку-невесту. Наряжание девушки было перформансом, творением артефакта. Представляете, если 100 девушек поют и движутся по зеленому лугу с пением, сходятся-расходятся, какой акустический стоит фон. Для зрителей хоровод предстает как калейдоскоп цветных перемещений… И все знают, как должно быть, и за каждым шагом следят, за каждой девушкой следят и за общим хороводом. Это действительно что-то фантастическое, и любой сценограф-хореограф оценил бы кордебалет этого шествия девушек. Виллисы в «Жизели» и девушки на лугу – это удовольствие одного порядка: восхищение и восторг.
М. Б.: Спасибо большое, Инна Сергеевна. У нас осталось несколько минут, чтобы подытожить разговор, что-то важное упомянуть …
И. В.: Итак, я рассказывала о том, чем мы занимаемся и о чем написали книгу «Первичные знаки: Назначенная реальность». Надо сказать, что наша книга — это, действительно, достаточно серьезный труд, затрагивающий разные аспекты исследования недискурсивной передачи знаний. О колористике мы писали с моей коллегой Лилией Петровой, которая рассматривала возникновение словаря цветообозначений у детей. Как в колыбельных постепенно появлялись полихромные палитры: к изначально монохромной гамме постепенно прибавлялись красный, синий, зеленый, и мир раскрашивался. Из колыбельной дети узнавали эти цвета. Юлия Мариничева писала о телесном взаимодействии во время, казалось бы, элементарной хозяйственной практики – сенокоса. Семьи собираются на сенокос не просто, чтобы запастись фуражом для скота, но для того, чтобы в очередной раз испытать слаженное взаимодействие, которое приводит к результату. И горожане не всегда могут помочь, даже если очень хотят, потому что не знают, как быть уместными в этом сложном бригадном взаимодействии. Нам было интересно не только само взаимодействие, но ценности, которые передаются в ритуалах. Статья Светланы Борисовны Адоньевой посвящена свадьбе и ценностям, которые присутствовали в старинной свадьбе, городской и деревенской, и что мы имеем сейчас. В частности, она рассказывает об этом на лекциях, которые идут сейчас, – можно на нашем сайте Прагмема посмотреть. Мы писали о назначенной реальности, но в результате написали о согласованной реальности – о том, как люди взаимодействуют друг с другом.
М. Б.: Спасибо большое. Я напомню, мы сегодня беседовали с фольклористом, доцентом СПбГУ Инной Сергеевной Веселовой и говорили про книгу – «Первичные знаки: назначенная реальность». Еще раз вас благодарю.
И. В.: Спасибо большое.