Глава из книги Символический порядок / Светлана Адоньева. — СПб: Пропповский центр: Амфора. ТИД Амфора, 2011. — 167 с.: илл. — (Серия «Первичные знаки, или прагмемы»).
Одной из важнейших видов власти государства социолог Пьер Бурдье считал власть производить и навязывать - в частности, через школу – определенные категории мышления. Освоив навязанные школой категории, мы спонтанно применяем их ко всему, что есть в мире, принимая выученный способ думать как нечто естественное, само собой разумеющееся.
В примере о мусоре, рассмотренном выше, такими категориями являются природные ресурсы, охрана природы, сырье и пр. Кто решил, что природа – это ресурс? И кому он принадлежит? И на каком основании? От кого охраняет природные ресурсы государство?
Принятые через школу категории мышления становятся для их адептов элементами естественного мира: категории мышления превращаются в категории реальности.
«Чтобы дать почувствовать опасность, которой мы подвергаемся всякий раз, когда думаем посредством государства, считая, что мы сами так думаем, - писал Бурдье, - я хотел бы процитировать отрывок из «Старых мастеров» Томаса Бернхарда.
«Школа является школой Государства, в которой из молодых людей делают креатуры Государства, т. е. ничто иное как подпорки Государства. Когда я входил в школу, я входил в государство, и раз государство разрушает все живое, то я входил в учреждение по разрушению живых существ. <...> Государство силой заставило меня — впрочем, как и всех других, — войти в него и сделало меня послушным ему, оно сделало из меня этатизированного человека; человека, подчиняющегося правилам и зарегистрированного, вымуштрованного и дипломированного, испорченного и подавленного, как и все другие. Когда мы видим людей, мы видим только этатизированных людей — слуг государства; на протяжении всей своей жизни они служат государству, а следовательно, они посвятили всю свою жизнь чему-то противоестественному»[1]. Нужно принимать слова Бернхарда всерьез, - отмечал далее Бурдье, - … Если государство в состоянии осуществлять символическое насилие, то оно воплощается одновременно объективно в виде специфических структур и механизмов и «субъективно» или, если хотите, в головах людей, в виде мыслительных структур, категорий восприятия и мышления. Реализуясь в социальных структурах и в адаптированных к ним ментальных структурах, учрежденный институт заставляет забыть, что он является результатом долгого ряда действий по институционализации и представляется со всеми его внешними признаками естественности»[2].
Особенности форматов мышления становятся особенно заметными при сопоставлении учебников, используемых школами разных культур. Подобное сопоставление входило в опыт многих антропологов и позволяло им «отлепить» этос[3] от мира, увидеть в том, что до этого казалось естественным, установку. Школьный учебник, который и будет рассмотрен ниже, несомненно, является именно таким инструментом: он создает этатизированных людей. Когда мои дети привыкали к языку и школе во время нашего полугодового пребывания в Беркли (США), я помогала им переводить школьные задания: устный английский они осваивали гораздо быстрее, чем письменный. Задачки по математике, которые я переводила для 4 класса младшей школы и 8 класса средней, поражали меня непривычным прагматизмом. Что я помнила про свои детские задачки? Там были поезда, идущие навстречу, туристы, проходящие в день разные расстояния, яблоки, выращиваемые в подсобных хозяйствах. А здесь все было не так: «Мерилин купила ботинки, которые стоили $56, на распродаже за $30. Сколько сэкономила Мерилин?» или «У Питера была 20-долларовая купюра, он купил хот-дог, в каких купюрах и монетах он может получить сдачу?» Это задачи для 4 класса.
«Сью хочет застеклить свою веранду, для этого ей нужно купить стекла, которые продаются по цене ….» Далее указаны размеры проемов и цена стекол в зависимости от их размеров. Задача – сэкономить, правильно рассчитав размеры для эффективной нарезки стекол. Это, разумеется, - для 8 класса. Мир американских школьных заданий представляет американскую практику, как практику экономии ресурсов (всяких: времени, денег, пр.) и эффективного товарообмена. Но кроме этого, все задачи ориентированы на тот жизненный опыт, который имеет или может иметь десяти- или четырнадцатилетний школьник США.
Вернувшись домой, я решила посмотреть, каковы задачи, предлагаемые моему юному соотечественнику.
Я использовала для анализа учебник математики своего сына: Рудницкая В.Н., Юдачева Т.В. Математика. Учебник для 4 класса четырехлетней начальной школы. М., 2003.
Одна из первых бросившихся мне в глаза особенностей была следующей.
Авторы в начале книги посвятили отдельную страницу конструированию отношений школьника с учебником. В начале книги введено 6 новых (сложных и почти не читаемых по смыслу) иконок, функция которых в том, чтобы обозначить регистры отношения, которое ученик должен предъявить к предлагаемой информации. Понятие «Новый материал» – трехцветная, коричнево-серо-белая, размытая в одном из секторов сфера. «Упражнения для повторения» обозначены иконкой в виде сферы, по контуру сферы мелким почти не читаемым шрифтом – «вспомни», в центре – раскрытая книга. «Это интересно» – из всех линий, цветовых пятен и значков читается только «путешествие» и «в прошлое». «Выполните практическую работу» - кнопка, «это важно знать» – восклицательный знак, «расскажите, как выполнить задание» – значок, похожий на греческую α со стрелкой наверху. «Подсказка» – рука в пышной манжете с перстом, указующим вправо.
Такое иконотворчество имеет поддержку в личном опыте детей. В компьютерных играх качества, свойства, возможности персонажей, обретаемые или искомые, изображены в виде подобных значков. Но, в отличие от них, здесь темны и непонятны логические условия для превращения высказывания-команды в изобразительный символ: почему практическая работа обозначена кнопкой?
Принцип отношений между учащимся и учебным пособием закладывается авторами в конструкцию учебника. Учебник, тем самым, призван контролировать больше, чем может: не яблоку решать, как его будут есть.
Для анализа я использовала только тексты задач, поскольку именно они - тот инструмент, посредством которого осваиваемое знание должно применяться к каким-либо практическим целям. Меня интересовал мир, формируемый учебником. Предлагаемая ученику реальность, в которой он призван использовать новую, получаемую из уроков математики, информацию. В американских задачках, как я запомнила за полгода ежедневных переводов, все условия были ориентированы на практический детский и юношеский опыт.
Теперь мне хотелось посмотреть, кто и как живет и что происходит в мире, предлагаемом учебником математики для 9-10 летних граждан России[4]. Для того, чтобы это понять, я стала читать учебник последовательно, так, как это должны делать дети, осваивая новый и повторяя старый материал.
И первое, что появилось в этом мире - это огромные бочки, объемом от 85 до 192 литров, в которые доливают воду (11, с. 6). В нем также есть плащи, перчатки и зонтики, причем плащи стоят дороже, чем перчатки и зонты, вместе взятые (12, с.7). Вероятно, этот набор может как-то укладываться в детский опыт. Сентябрь – начало учебного года и начало осени. Перчатки, зонты и плащи – нужны. Возможно, нужны и бочки. Такие большие дети могли видеть на дачах. Они стоят под водостоками, и в них стекает дождевая вода. Осень. Дождь. Зонт. Бочки с дождевой водой. Вполне вменяемая картина: такой жизненный опыт может быть.
Тем временем, (следующая задача 13, с.8) в кабинеты географии покупают глобусы и карты – глобусов пять, а карт – шесть. И сразу же после этого сентябрьского начала мы переходим к далёкому и абстрактному знанию. От огромных бочек к огромным числам. Мы узнаем, что масса Земли меньше массы Солнца в огромное количество раз, а самая высокая горная вершина на Земле – Джомалунгма. Она имеет высоту 8 848 м над уровнем моря. Вероятно, море плещется об ее уступы, ничего другого ученик 4 класса представить не смог бы, так как географическое понятие «уровень моря» ему пока не известно. Он еще не проходил этот предмет. Погрешность, которую могут составить родители, решившие посвятить ребенка на десятом году жизни в тайну этого всеобщего эквивалента, я учитывать не буду.
Тем не менее, теперь в нашем мире есть Солнце, Земля, гора и море. А еще есть Тихий океан, который достигает наибольшей глубины в Марианской впадине – 11 022 м. Страшное место! (16, 9-10).
В качестве операций, рассчитанных на практический опыт школьника, предлагается прочитать числа, написанные на различных билетах. Билеты нарисованы: автобус, билет № 1427583, цирк, билет № 40 310, аттракцион «Карусель», билет № 40 873 и пр. Школьнику предложено сосредоточить свое внимание на числах, не имеющих к нему, как пользователю, никакого отношения. При этом полезная информация – а именно: время, место, стоимость – на нарисованных билетах не указана, на них только большие числа!(17, 10)
И вот, наконец, первая задача (32, 12) из жизни школьников. Четвероклассникам поручили за три дня посадить деревья по краям аллеи. Очевидно, это были четвероклассники моего возраста, поскольку дети, рожденные в девяностых годах и позже, и слыхом не слыхивали о подобной общественной деятельности. Они скорее заинтересовались бы вопросом, на чьей земле аллея, кто дал деньги на такую акцию и сколько детям заплатят за эту работу. Само слово «поручение», в значении – общественная недобровольная деятельность, выбыло из современного детского словаря. В задачке представлен мир, которого уже нет.
Из следующей задачи мы узнаем, что из нефти, при ее переработке, кроме других продуктов, получается третья часть керосина. Итак, из нефти, о которой наслышаны дети благодаря телевидению, получают удивительный продукт – керосин. Он, видимо, нужен для керогаза и керосинок, в городском опыте давно утраченных. О том, зачем еще используют керосин, я сама знаю смутно и, уверена, лишь случайным образом, знают современные 9-летние дети.
Я читаю задачу за задачей, последовательно. На стр.14 (39) мы узнаем, что вулкан Везувий на Апеннинах (что это такое, ученик должен, видимо, узнать у родителей) расположен над уровнем моря. А вулкан Этна в Сицилии, его выше. Предложено узнать, чему равна высота этого вулкана над уровнем моря. Опять же, можно предположить, что вулканы располагаются поблизости от какого-то общего моря.
Следующая задача повествует о том, как в некоем хозяйстве выращивают рассаду огурцов, помидоров и капусты в огромных количествах, исчисляемых тысячами штук(40, 14), а в следующей задаче мы считаем яблоки тысячами килограммов – очень жизненно!
Наш ученик – сын фермера, догадываюсь я. Учебник рассчитан на сельскую школу, находящуюся в особом селе, сплошь населенном фермерами? Но тут же убеждаюсь в ложности своего предположения. Он, видимо, строитель редкой специальности – облицовщик. Ученику предлагается сосчитать, сколько керамических квадратных плиток определенной площади необходимо для облицовки части стены (46, 15). И опять я оказываюсь не права. Он все-таки сельский житель: из села Лесного в село Ягодное отправляется машина, а ей навстречу – мотоциклист. Итак, наш Ломоносов живет в Ягодном селе, сажает аллеи по чьему-то поручению, пользуется керосином, зная, из чего его делают, взвешивает яблоки и груши тоннами, выращивает бешеное количество рассады и дерзновенно мечтает о Солнце и Земле и их отношениях между собой, о вулканах, морях, Сицилии, Апеннинах и Джомалунгме. Таков образ мира, который складывается в результате прочтения первого раздела учебника по математике для 4-го класса.
Следующий раздел учебника придает интриге неожиданный поворот. Наш ученик – не человек! Видимо – он все-таки житель не Ягодного, а лесного села, поскольку в упражнении ему предлагается помочь найти место зайцу и волку среди белок, ежей, жирафов, львов, обезьян и удавов, пришедших на стадион. Мир нашего школьника представляется все более загадочным. В нем есть две пристани, между ними ходит теплоход (54, 18), а также случаются парады, на которых 20 спортсменов едут впереди с флагами на велосипедах, а остальные (всего – 500) двигаются в колоннах по 24 человека (55, 18). Здесь уже какая-то картинка сталинского праздничного прошлого.
И вновь – лес. Каждый год в день рождения Волка Заяц измеряет в сантиметрах его рост и делает отметки. В обычной жизни, как мне известно, – это развлечение дедушек и бабушек, не часто видящих внуков и фиксирующих их изменения на дверных косяках. Но старый Заяц идет дальше, о чем бабушки не додумались бы: он составляет график роста Волка(56, 19). Далее, несмотря на разницу в возрасте и статусе, Волк и Заяц соревнуются в беге (57, 20), а также собирают данные об увлечениях третьеклассников в своей школе. Все данные они протоколируют и передают Медведю (58, 20). Медведь полученную информацию организует в виде диаграммы. Я убеждена в том, что медведь владеет программой Exel, поскольку я смогла бы обработать таблицу в диаграмму лишь с ее помощью. Тайна этого преобразования так и остается скрытой, ведомой только тому, кто ведает мёд. Ученику предложено «подумать» о графиках, таблицах и диаграммах и самостоятельно разобраться в том, как их читать (с.21). Я, было, предположила, что все действия раздела «Графики. Диаграммы. Таблицы» будут разворачиваться в «селе Лесном», в лесной школе, но нет. Где-то неподалеку проехали туристы, сначала на катере, потом – автобусом. Все бы ничего, мимо леса и ехали – туристы ведь! (63, 22). Но не так все просто. Кто-то в то же самое время, видимо в селе Ягодном, производит из многих литров молока килограммы масла (64,22). А на складе у нашего строителя также кипит работа: со склада увозят 330 ящиков с керамической плиткой на 12 машинах (65, 22).
Следующий раздел начинается с раздачи учебников в лесной школе. Первая же задача предлагает решить гипотетическую проблему в жизненном контексте. Я приведу ее целиком, поскольку я так и не смогла придумать ситуацию, в которой такая проблема была бы актуальна: «Цена пачки печенья 8 р. а плитки шоколада 13 р. Какова стоимость покупки, если купили а пачек печенья и две шоколадки». На картинке, иллюстрирующей эту задачу, изображены двое - веселая мать и удрученный сын с корзиной продуктов. Может быть, сын хочет выяснить каковы скрываемые матерью расходы или каково количество купленного печенья? Он почему-то лишен возможности заглянуть в корзину, которую держит в руках. Ситуация их отношений не ясная и интригующая.
А дальше Волк с Зайцем продолжают учиться в школе и пробуют применить свои знания в практической деятельности: «Волк и Заяц решили выбрать себе садовый участок наибольшей площади». Вполне понятное желание, но лишь очень не скоро можно понять, что они выбирают общий участок, т.е. – Волк и Заяц, выходит, одна семья, а не конкуренты в этом вопросе.
Тут же появляются новые фигуранты: Коля, Петя и Сережа, чей возраст друг по отношению к другу мы должны определить.
Жизненные задачи на повторение:
Высчитать время на часах (цифры арабские), время постройки домов (цифры римские) –
MCMLIX, MCDVI. Для освоения этого знания в учебнике лишь одна таблица (7, 6), упражнялись ученики в этом сложном деле лишь дважды, записывая числа до ХХ. Очевидно не определив возраст зданий, (явно городских и явно – европейских, судя по картинке) мы сразу же вернулись в поселок, от которого к пристани двигается автобус. Родная местность, не то, что эта Европа с подозрительными римскими цифрами на домах. (83, 27).
Вдруг появляется задача, подобная американским:
Заполошный рыжий Петя держит в руках веером 5, 10, еще 10, 50 и 100 рублей. Нарисованы также футболка по цене 15 р., кепка 25 р. и ботинки – 85 р. Вопрос – какими купюрами без сдачи Петя может расплатиться за покупку трех вещей. Видимо, Петя вместе с озадаченным учеником недоумевает, каким образом все перечисленное может так мало стоить в 2003 году (93, 30).
А Катя и Ира в следующей за этой задаче ищут грибы. И это хорошо, потому что понятно. И вновь огромные бочки (100, 31): французский школьник Симеон Пуассон, который жил около 200 лет назад, бился над вопросом о том, как отливать из восмивёдерной бочки воду, пользуясь бочками, вместимостью три и пять ведер. Наверно, он жил в том городе, где на домах латинские числа, не иначе.
Появляются знакомые предметы: нужно выбрать, похожие на многогранник из ряда – пачка молока, том пушкинских сказок, карандаш, чашка и коробка печенья. Волк с Зайцем клеят домик из цветной бумаги (33), некий Миша неправ, когда «утверждает, что если сумма двух чисел делится на пять, то и каждое слагаемое делится на пять» (108, 34). Пешеходы, велосипедисты и поезда двигаются с разными скоростями, туристы ходят пешком и ездят на автобусе. Лыжники выходят одновременно из двух сел. Петя и Вася, многократно переплывая реку, не знают, на каком берегу окажутся (113, 35).
Дима с Колей собирают в лесу опята.
Мы определяем площадь Ладожского озера и сравниваем ее с площадью Каспийского моря, собираем с участков землянику десятками килограммов, покупаем тысячи тетрадей в клетку и линейку в магазине. Работаем на складе, где отгружаем тоннами и вычисляем остатки по складу. Спортсмен стреляет по мишеням. В магазине ящиками продают индийский чай. (с.41). И так далее, и тому подобное.
Какое заключение можно сделать на основании предложенного медленного чтения учебного пособия, относительно того мира, для жизни в котором и учатся современные дети?
В отличие от мира американского учебника в мире современного российского есть размах и широта: горы и океанские впадины, зайцы и волки, рассада и отделочная плитка, бочки и керосин. Этот мир не приближен ни к чьей жизни.
Что это значит?
Российский учебник – утвержденный соответствующими государственными структурами - свободен от идеологии? Это значит, что от нее свободно государство? Или, это произошло, потому что государство еще не осуществило свою идеологическую власть в этой сфере? Российский школьный учебник выглядит как продукт постмодерна, который за время постсоветского существования нашей страны превратился из идеологии элит в культуру масс.
Разумеется, мне захотелось сравнить содержание современного учебника с учебниками иных времен, я это сделала.
Один из рассмотренных учебников был издан в Петербурге в 1880 г.: «Задачник для начальных народных школ. Сборник простейших арифметических задач и предварительные упражнения, для изучения чисел до 100 и действий над ними», под редакцией В.Воленса, изд.4. Читая задачки, видим, что, поупражнявшись считать на пальцах, а потом – на счетах, ученики переходят к жизненным вопросам. Торговец спросил за яблоко 2 копейки, сколько стоило одно яблоко? Мальчик, имея три копейки, купил на одну копейку яблоко, а на остальные деньги два кренделя. Сколько стоил каждый крендель? (с.8) Кухарка купила две пары рябчиков, сколько это штук рябчиков? (с.9) Если пять свечей составляют один фунт, то сколько весу в одной свече? (с.10) Купец купил товар по 12 коп. за фунт и желает при продаже получить 4 к. прибыли за фунт. За сколько он должен продать фунт товару? (с.21) Крестьянин поехал в город с 17 рублями, а вернулся с 9 рублями. Сколько он издержал денег? (с.22). Одна женщина связала 9 пар чулок, именно по одному чулку в течение дня. Сколько времени она употребила на работу? (с.22)
А вот опять про купца: Купец принужден был продать товар по 16 коп. за фунт и имел 4 к. убытку за фунт. Сколько стоил фунт товару купцу?(С.23).
Оказывается, школьник знает, что задача купца – продать дороже, чем купил, но также знает, что бывает и по-другому: обстоятельства принуждают продавать дешевле, чем купил. Суммируем, кто и что делает в мире, предстающем в этом учебнике.
Ученики: покупают грифели, книги и тетради, а также яблоки и крендели. Крестьяне: ездят в город, рассыпают рожь по мешкам, продают хлеб и отдают часть денег в уплату податей, покупают лошадей и коров.
Крестьянки: продают цыплят и корзинки грибов.
«Зеленьщики»: продают огурцы и лук,
«извощики»: берут деньги за перевозку и часть их издерживают на корм лошади и харчи, «разнощики»: получают при продаже каждого апельсина 3 к. прибыли,
Швеи: обрубают дюжины носовых платков,
Молочницы: переливают молоко из бутылок в горшки, и при этом «молочница прилила к 5 бутылкам сливок, стоивших 15 коп. за бутылку, одну бутылку воды», т.е. – молочница сжульничала и можно посчитать, как она на этом нажилась.
Лавочники: отпускают в долг товару.
Слуги: получают жалование.
В этом мире: раздают нищим 38 коп, находятся на службе 22 года, уплачивают долг четыре месяца сряду, арендуют землю, плата за которую может быть повышена, стоимость проезда по железной дороге рассчитывается из расчета цены проезда за версту.
В этом мире едут обозы, для перевозки провианта в 6 дней нужно 63 подводы, а подвод только 7 (с.49). Мальчик сажает в гряду 26 горошинок, а всходит из них лишь семнадцать, т.е. – не все получается так, как задумал. Но бывают и дары: отец подарил сыну четвертак, а мать – пятиалтынный…
Мы считаем, на сколько дней именины отца раньше, чем именины сына, и какого числа именины сестры. Покупаем смородину за 25 коп. Рассчитываем деньги, исходя из того, сколько расходуем в день.
В мире, создаваемом этим учебником, есть подвох (обман молочницы) и неудача (продажа с убытком), подати и долги, многолетняя армейская служба и возможность одолжиться продуктом у лавочника. Но в нем нет ни зайцев, ни волков, ни Симеонов Пуассонов-французских школьников. Есть дороги, подводы, рынки, лавки, прислуга, есть необходимость рассчитывать деньги на день и на месяц, покупать и продавать, рассчитывать время, затрачиваемое на путь. В этом мире есть добрая и злая воля, есть случай и удача, есть ответственность за собственные действия (рассчитывать средства, платить долги) и понимание того, что оказывающий услуги – зеленьщик, разносчик, молочница, торговка – должны иметь свою выгоду в этом деле.
Совсем иная картина жизни предстает перед нами при чтении учебника 30-х годов[5]. Колхозы запахивают пашни, обрабатывают их вручную или машинным способом, стрелки-красноармейцы носят на себе снаряжение (винтовку, патроны, шинель, суконную рубаху, пару сапог, медный котелок, полотнище палатки и пр.), совхозы имеют землю частью под пашней, частью под лугами, частью под усадьбой. А вот и идеология: «Прошедший год первой пятилетки (1931 г.) был решающим годом на фронте борьбы за грамотность: за этот год было обучено по всей РСФСР 10,3 млн человек, между тем как за предыдущий 1930 г. было обучено всего 5,5 млн. человек. Определить, насколько число обученных за 1931 г. превышает число обученных за 1930 г.» (с.10). Ученикам предлагается проверить правильность вычисления прироста «душевых норм потребления главнейших промышленных товаров земледельческим и неземледельческим населением СССР за пятилетку». И из таблицы мы видим, что главнейшие товары – чай, сахар, шерстяная и хлопковая ткань, обувь и галоши. Приведены площади величайших государств с колониями (!), из таблицы узнаем, что площадь Англии с колониями наибольшая – 34,6 млн. кв.км, СССР – 21,35, Франция – 12,5, Сев.Амер. Соед.штаты с колониями – 9,7, Бразилия – 8,5, Китай (без Монголии) 8, 35, Япония (с колониями) – 0,7, Германия - 0,47. (с.18).
Учащимся предлагается рассчитать расход топлива на Трехгорной мануфактуре, средний прирост членов ВКП(б) и ВЛКСМ, плотность населения в республиках, количество неграмотных и малограмотных в городе, длину прокладываемой трамвайной линии, капитальные вложения в отрасли хозяйства и т.д.
Перспектива представления мира иная. За исключением задачи о красноармейце, все арифметические упражнения приложены к задачам общественного производства и государственного масштаба.
Унификация школьных программ и государственный контроль за созданием школьных учебников всегда совпадали с усилением властной вертикали государства. Отечественная история ХХ века дает тому яркие примеры.
Но меня в этой коллизии с учебниками занимает не столько история, сколько суггестия (внушение). Школьный учебник устроен так, что «новый материал» — то есть собственно знание — поясняется на известном материале, уже освоенном школьником. То, что я пересказывала выше, назвав это «миром учебника», расположено в зоне «известного», а следовательно, представляемый учебником мир принимается учащимся без критики и сопротивления.
Посредством учебника школьнику внушается определенная реальность, что и делает его «креатурой государства». Учебник работает подобно штырю, вставляемому в голову в фильме «Матрица», или пилюле у Станислава Лемма. Для объяснения механизма, посредством которого человеку внушается реальность, удобно воспользоваться понятием пресуппозиции.
Понятие это обычно используют со ссылкой на Г. Фреге, по которому пресуппозиция (то же — презумпция) обозначает такой компонент суждения, который должен быть истинным, чтобы предложение имело в данной ситуации истинностное значение. Предложение «Филипп знает, что столица США — Вашингтон» истинно, и это зависит от географических познаний Филиппа, а предложение «Филипп знает, что столица США — Нью-Йорк», с ложной пресуппозицией, не может быть ни истинным, ни ложным, так как оно бессмысленно. Эти хрестоматийные примеры обнаруживают большие возможности в использовании понятия пресуппозиции. Термином «пресуппозиция» может быть обозначена та неоднородная область знаний и убеждений, которая обеспечивает возможность коммуникации. Суггестивную функцию пресуппозиции можно обнаружить в той ее характеристике, которая была также отмечена семантиками: пресуппозиции не подвергаются отрицанию в общеотрицательных предложениях. Предложения «Филипп знает, что столица США — Нью-Йорк» и ««Филипп не знает, что столица США — Нью-Йорк» содержат одну и ту же пресуппозицию «столица США — Нью-Йорк»[6].
Но если мы продолжим разбирать этот хрестоматийный пример, мы убедимся, что Филипп должен знать гораздо больше, чем то, что названо лингвистами. Он также должен знать, что такое города и что столицы — это города особого рода. Они как-то связаны с государством. И о государствах Филипп тоже должен знать. И все эти познания, напрямую не представленные в высказывании, составляют то фоновое знание, которое поддерживается нашим утверждением об истинном или ложном знании Филиппа. То обстоятельство, что пресуппозиция не подвергается отрицанию в отрицательных предложениях, а также то, что к ней нельзя задать вопрос (сначала придется задать вопрос о знаниях Филиппа), определяет ее суггестивную мощь.
Так же устраивается отношение между новым и «известным» в учебнике. Мы можем определить рост волка на основании составленного зайцем графика, но сама практика измерения роста в дверном проеме, а также составления графика роста по годам, а также И ТО, ЧТО рост волка увеличивался с 20 до 80 сантиметров (!)составляют условия задачи, то есть составляют пресуппозицию. В условиях нельзя усомниться, так как в этом случае задачку невозможно решить.
Мы можем определять площадь прямоугольника, но практика выбора садового участка (а значит, это участок, не прилегающий к дому, видимо, садоводство), а также то, что волк и заяц будут иметь один общий участок, то есть они не антагонисты вовсе, — все эти сведения о мире расположены в пресуппозиции. Можно усомниться в правильности арифметической процедуры, невозможно — в условии.
Для того чтобы объяснить, как работает внушение через учебник, я приведу отрывок из статьи замеча замечательного советского историка, социолога и психолога Б.Ф. Поршнева, написанной им в начале 1960-х годов:
«Материальным реле, связывающим каждый отдельный мозг и общество, индивидуальное поведение с социально-экономическим содержанием, служит речь — не лингвистическое понятие «языка», а психологическое (или психолингвистическое) понятие речевого общения. Если кибернетика широко распространяет понятие «информация» и на животных, и на машины, то в передаче информации между людьми есть некий специфический фильтр, которого нету животных и машин и которым кибернетика не занимается. А именно информация между людьми проходит через фильтр доверия и недоверия. Информация может быть абсолютно истинной и полезной и все-таки остаться не принятой, не пропущенной фильтром. И наоборот, информация может быть ложной и вредной, но принятой в силу открытости для нее шлюза доверия... Информационными тут подразумеваются две ее формы, несколько отличающиеся друг от друга в человеческой психике: побудительная (приказ, совет, просьба, запрещение, разрешение в отношении тех или иных действий) и констатирующая (информация о фактах). Можно ли их как-либо свести одну к другой? Да, в конечном счете, и информация о фактах служит побуждением к тому или иному действию или воздержанию от действий... Естественно, что фильтр недоверия сильнее выражен при первой форме побуждения, чем при второй. Получив инструкцию, указание действовать, мы первым делом вольно или невольно сверяем свою реакцию с выяснением лица того, кто нас побуждает»[7].
Учебник — текст авторитарный, у ученика не может возникнуть сомнение по поводу того, чему он учит, и тем более по поводу того, что в нем представлено как «известное». Фильтр недоверия в этом случае отключен.
Представляется не менее важным в контексте учебных дел и следующее замечание Поршнева: «Характерно, что в онтогенезе, на протяжении жизненного развития индивида, суггестия имеет неизмеримо большую власть над детьми (достигая кульминации в 8—10-летнем возрасте), чем над взрослыми»[8].
Подведем итоги. На этапе наибольшего доверия и наибольшей подверженности внушению ребенок посредством школьного учебника оказывается встраиваемым в реальность, конструируемую учебником. Мир зайцев и волков с их непростыми отношениями, мир плиточников и огородников, парадов и керосина, мир с Марианской впадиной и Джомолунгмой — та реальность, с которой придется иметь дело подросшему с начала века россиянину. Посредством каких коммуникативных практик и какого опыта он будет создавать собственный мир, как и когда он включит фильтр недоверия по поводу полученных из школы бессвязных заготовок реальности, пока неизвестно.
[1] Bernhard T. Maître anciens. — Paris: Gallimard, 1988. — P.34.
[2] Бурдье П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля // Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. ¾ М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999. ¾ С. 125-166.
[3] Под этосом мы понимаем стиль жизни общества, его общую ценностную ориентацию (Напр.: Marx Werner. Towards a phenomenological ethics: ethos and the life-world. State University of New York Press, 1992).
[4] В скобках после описания примера я привожу номер задачи и страницу.
[5] Шулер А. Арифметика. Саратов. 1933.
[6] Лингвистический энциклопедический словарь. М., 2009. С. 396.
[7] Поршнев Б.Ф. Контрсуггестия и история (Элементарное социально-психологическое явление и его ррансформации в развитии человечества). // Психология и история. М., 1966.
[8] Там же.