«Работа с сознанием — это прагмема»
М. Мамардашвили
«Работа с сознанием — это прагмема»
М. Мамардашвили
Колыбельные песни появляются среди первых высказываний, адресованных ребенку, и обладают большой суггестией. О том, что речи свойственно внушение, писал историк Б.Ф. Поршнев [Поршнев, с. 11]. Идет ли речь о сообщаемых фактах или информация содержит какие-либо побуждения к действию (совет, просьба, приказ), в любом случае высказывание влияет на того, кому оно адресовано. Б.Ф. Поршнев рассматривает, как постепенно формируются механизмы, способствующие сопротивлению против прямого внушения. Одним из таких средств психологической защиты является недоверие. Однако оно отсутствует у детей примерно до возраста 8 — 11 лет [Поршнев, с. 12].
При рассмотрении колыбельных песен возникает вопрос организации текстов, основным назначением которых является успокоение ребенка. Я предполагаю, что использование в тексте песни имени реального адресата, является одним из параметров, который позволяет связать ситуацию исполнения фольклорного произведения с планом сюжета. Для того чтобы обосновать высказанное предположение, мы рассмотрим, как именуется адресат в ситуации убаюкивания.
Для анализа способов именования адресата на уровне сюжета и коммуникации был составлен корпус материалов, содержащий тексты колыбельных песен (190 единиц) из Архангельской и Вологодской коллекций Фольклорного Архива СПбГУ.
При анализе номинации адресата колыбельных песен следует разделять два плана коммуникации. С одной стороны, текст адресован младенцу. Посредством именования адресата происходит соединение реальности исполнения и реальности текста. С другой стороны, в колыбельных мы находим большое количество обращений к персонажам, что отражено, например, в классификации колыбельных, предложенной А.Н. Мартыновой [Мартынова, с. 103]: она выделяет группы императивных и повествовательных песен, куда входят пожелания ребенку и обращения к различным существам — животным и мифологическим персонажам. Адресация первого типа, когда исполнитель в процессе пения обращается к ребенку, отличается от адресации второго типа, когда субъект речи обращается к персонажам колыбельной, тем, что они находятся только в реальности текста, в изображаемом мире[1], и не имеют денотата в реальности исполнения. Для дальнейшего анализа различение двух названных типов адресации является значимым, поскольку в этом случае учитывается связь события укачивания и сюжетного плана текста.
Всего в корпусе было выделено 128 обращений к предполагаемому адресату (ребенку). Из них 49 (38 %) представляют собой имена собственные, а 79 (62 %) имена нарицательные.
Среди имен собственных, употребленных в качестве обращения, самой распространенной является краткая форма имени собственного (29 употреблений). Также встречается имя собственное с диминутивом (19 употреблений); 4 раза встретилась полная форма имени; 3 раза имя с приложением (например, Максимушка-дружок); 2 раза имя с притяжательным местоимением «мой»; 1 раз удвоение имени (Леша-Леша).
С.Б. Адоньева в статье «Имя и обращение» [Адоньева, с. 233 — 234] отмечает, что формы именований собеседника связаны в первую очередь со статусом участников коммуникации. В северно-русской деревенской традиции форма обращения взрослого к ребенку предполагает использование в этой функции краткой формы имени собственного, что вполне подтверждается материалами корпуса колыбельных песен.
Однако, как показал анализ, при обращении к ребенку в колыбельных гораздо более употребительными являются не формы имени собственного, а различные номинации, выраженные именем нарицательным. В корпусе было выделено 49 форм имени собственного и 79 форм имени нарицательного.
Самое распространенное именование адресата — различные формы с использованием лексемы «дитя» (39 форм):
Дитя — 12; милое дитя — 3; дитя мое родное — 5; дитятко родно — 1; мое дитя — 2; дитятко мое — 2; дитятко — 1; дитя моя — 8; родно мое дитя — 1; дитя мое хорошее — 1; дитя мое прекрасно — 1; деточка моя — 1.
Ниже в порядке убывания представлены остальные формы именований адресата.
Младенец мой прекрасный — 7.
Милушка моя — 2.
Хорошая — 2; хорошенький — 1.
Милый — 1.
Голубушка — 1; голубушка моя — 1; голубчик — 1.
Заинька — 1; мой зайчик — 1.
Моя девочка — 1; мой мальчик — 1; мой мальчик — 1.
Ангел — 1; мой ангел — 1.
Сынушко — 1; мой сыночек родной — 1.
Маленькая — 1; мой малыш — 1; мала детонька — 1; малютка —1; моя крошечка — 1; маленька — 1; мой маленький — 1;
Мой звоночек — 1.
Миленькая — 1.
Козленок — 1.
Робя — 1.
Итак, при обращении к укачиваемому ребенку в колыбельной песне самой распространенной является форма именования «дитя». Рассмотрим семантику этого слова, обратившись к словарям и бытованию лексемы в различных жанрах фольклора.
М. Фасмер отмечает, что «дитя восходит к и.-е. *dhei — кормить грудью, сосать» [Фасмер 2008, с. 516]. То есть, первоначально «дитей» называли именно маленького ребенка — младенца. Однако в других словарях можно обнаружить несколько отличную семантику этого обращения.
«Словарь русского языка XVIII века» фиксирует основное значение — ребенок. Также это слово употребляется при обращении старшего к младшему, родителей к детям [СРЯ, с. 141].
В толковом словаре В.И. Даля говорится, что «дитятей называли до 14 или 16 лет, когда детство переходит в отрочество. Дитятко. Говорится и взрослому. Дети. Сыновья и дочери, в отношении к родителям, и взрослые». [Даль, с. 1086].
И.И. Срезневский в «Материалах для словаря древнерусского языка» фиксирует несколько значений слова: «Дитя: 1. Дитя, младенец 2. Отрок, юноша 3. Сын или дочь, без отношения к возрасту 4. Паства». [Срезневский, с. 799].
«Большой академический словарь русского языка»: «1. Мальчик или девочка младшего возраста, маленький ребенок. 2. Малолетний сын или дочь. 3. Ласковое обращение к девушке или юноше. 4. Тот, кто является характерным представителем какой-л. среды, эпохи и т. п.» [БАС, с. 128 — 129].
Можно отметить, что подобное именование означает, не только то, что речь идет о младенце, но также и то, что оно используется при обращении старших к младшим.
В свадебной лирике можно обнаружить большое количество употреблений слова «дитя» по отношению к жениху или невесте.
В свадебной песне так называют невесту:
Разлилась-разлелеялась
По лугам вода полая,
Унесла, улелеяла
У Петра дитя милое.
Не лебедушка кричала,
Ее матушка кликала:
«Воротись, мое дитятко,
Воротись мое милое!
Ты забыла золоты ключи...[Киреевский, с. 192].
Также именование «дитя» может быть обращено и к жениху:
...Что одна ли стара-матера жена,
Что с по имени (имя и отчество),
Во руке она носила воску яровы свешшы,
Перед чудны образа свешшы засвечивала,
Отошедши сама Богу взмолилася:
Ты святый Боже, Лука, солучи мое дитя
Еще молода Василья со Марьею,
Еще молода Иваныча с Васильевной. [Киреевский, с. 36-37].
В былине «Василий Буславьевич» мать Василия после его смерти обращается к нему, называя его дитя.
Плакала маменька родимая:
«Ишше ты мне, дитятко, малешенько,
Умом-разумом веть ты, дитя, глупешенько!...» [Григорьев, с. 463].
Итак, использование номинации «дитя» означает не столько возраст адресата, но формат отношений между адресантом и адресатом. Такое обращение характерно для ситуации, когда старший обращается к младшему, и не зависит от возраста последнего. Как было видно из приведенных примеров, дитей могут называть не только младенца, но жениха, невесту, или уже взрослых детей.
Рассмотрим другие частотные формы обращений к ребенку, используемых в колыбельной песне. Если обратиться к другим жанрам, то обращение «хороший» — это постоянный эпитет жениха или невесты, жены.
«Не этот ли, матушка, Митрей княсь,
Не этот ли, сударыня, Васильёвиць?
Сказали про Митрея — хорош , пригож; [Марков, с. 706].
Князь Михайло, возвращаясь домой, спрашивает у матери о своей жене Марфиде, называя ее «красна, хороша».
«Уш ты маменька моя родная,
Ишше где моя беляна,
Красна хо́роша Марфида?» —
«Красна хо́роша Марфида
Ушла в парну баенку помытьц́е». [Марков, с. 704].
Номинации «милушка» и «голубчик» оказываются формой обозначения близких отношений между девкой и парнем, или между женой и мужем. Приведем несколько примеров, подтверждающих этот тезис.
В песне «Не стойки по стойкам стоят...» жена просится у мужа домой, навестить родителей, обращаясь к нему таким же образом:
Походя, во гости просится:
«Охъ ты, млада моя, милушка,
Мужъ, удала головушка!
Ты спусти-тка меня въ гости. [Соболевский, с. 153].
«Голубушка» и «голубчик» также обозначает формат отношений близости, любовные отношения.
Вечор поздно был я у тебя,
Голубушки со мной нет, —
Улетела на тот свет,
А я, гуля, за ней в след;
Возвивался выше всех,
Опущался над горой.
Из под горки кровь ключем бежит,
Тут голубушка моя лежит;
Еще кто ее убил?
Кто ее прежде любил, тот и убил:
Любил барин дворянин,
С барского двора лакей. [Киреевский, с. 211].
В словарях зафиксирована следующая семантика обращений «голубушка», «голубчик». Помимо первого основного значения — птица, отмечается, что эта лексема используется при обращении к мужчине или женщине.
«Голубчик, голубушка. также умалит., но более говорится как ласка, привет молодому человеку, иногда и ввиде снисхождения. Голубить. приголубливать, ласкать, миловать, нежить». [Даль с., 915].
«Голубушка. Ласково — о женщине (чаще в обращении)» [СРЯ, с. 160].
«Голубчик. Ласково — о мужчине (чаще в обращении)». [СРЯ, с. 160].
«Голубушка. Разг. Ласково-фамильярное обращение к женщине». [БАС, с. 262].
«Голубчик. Разг. Ласково-фамильярное обращение (обычно к мужчине)». [БАС, c. 262].
Во-первых, подобное обращение зафиксировано в словаре языка XVIII века. Во-вторых, как и в необрядовой лирике, — это обращение, которое принято в любовном общении между мужчиной и женщиной, и помимо жанра колыбельных песен, в речевых жанрах, обращенных к ребенку, не встречается.
Итак, при рассмотрении некоторых обращений к ребенку в жанре колыбельных песен, можно отметить, что наиболее распространена номинация «дитя», которая обозначает формат отношений патронажа (заботы и попечения старшего в отношении младшего), но также при обращении к ребенку может использоваться лексика, характерная для формата близких любовных отношений. Можно предположить, что в любовном лексиконе эти номинации появляются, поскольку были усвоены еще в детстве через колыбельные, и в дальнейшем появляются в других жанрах, поскольку служат обозначениями для выражения любви, заботы и патронажа.
В корпусе колыбельных песен встречаются примеры, в которых наши собеседники отмечают, что в текст колыбельной необходимо вставить имя реального адресата.
Приходил к нам бабай...
Говорил... там... ребенка отдай
Мы сказали — не дадим,
Например, Юра — Юра нужен нам самим. [ФА СПбГУ, Мез10-193].
А.Н. Мартынова приводит примеры заговорных текстов, построенных по той же модели, что и колыбельная. И в том и в другом случае для того, чтобы действие, совершаемое посредством речи, состоялось, необходимо вставить в сюжет имя участника коммуникации.
«Сон-угомон просят у зари: «Матушка заря-заряница, заря красная девица... Наши дети кричут, плачут, нас угомона просят, дай сон-угомон младенчику (имя рек). Аминь». [Мартынова, с. 108].
«В заговорах встречается формула призыва Сна и Дремы — такая же, как в колыбельной песне: «Если дитя не спит, то три зари носят его в курятник и держа его в курах говорят слудующее до трех раз: «Курица, возьми бессонницу у младенца такого-то, называя его по имени, дай свой сон, сон да дрема младенцу в голова». [Мартынова, с. 108].
Всего в корпусе встречается 13 текстов, иллюстрирующих тезис о том, что ситуация исполнения требует использования имени участников коммуникации. В зависимости от того в какую позицию (коммуникативный или сюжетный план текста) необходимо подставить имя, можно выделить два типа текстов.
В текстах первого типа встречаются следующие мотивы[2]:
— Мотив изгнания вредителя.
Изгоняемыми персонажами могут быть бука, бабай, котонай.
Ходит бука по сараю,
Говорит, что я Сашу напугаю.
Не ходите, буки, к нам,
Я вам Саши не отдам.
Это так подпевала. Саша да Таня, Сережа да Миша, да Витя, да вот... много. [ФА СПбГУ Ваш10-59].
— Мотив пугания-предупреждения. В нашем корпусе этот мотив представлен текстами про волчка.
Баю-баюшки-баю,
не ложисе на краю, (скажет)
прибежи серый волчок,
схватит (там, кого имя) за бочок,
утащИт в лесок,
бросит там под кустик,
и домой не пустит. ФА СПбГУ Мез10-184
— Мотив призыва успокоителя. Сюда относятся формулы «приди, кот, ночевать» и «прилетели гуленьки».
Котенька-коток,
Ой ты, серенький лобок,
Поди, Котя, ночевать,
У нас, например, Васеньку качать или Ниночку качать. [ФА СПбГУ Мез10-84].
Люли люли люленьки
Да прилетели гуленьки
Стал(ы) Ваня засыпать. Тут можно вот назвать. [ФА СПбГУ Мез10-77].
Тексты второго типа, когда имя адресата используется на коммуникативном уровне, представлены только мотивом побуждения ко сну.
Уговаривашь там, спи, маленькая, фамилию называешь, имя, вот. Баюшки, бай, бай, спи, миленькая, засыпай, глазки крепче засыпай. [ФА СПбГУ Бел10-48].
Бай, бай, поскорей засыпай. Там... бай, бай, бай, бай, там, Ваня, бай или Оля, бай, поскорее засыпай. [ФА СПбГУ Леш10-168].
В колыбельных песнях имя укачиваемого ребенка гораздо чаще употребляется в плане сюжета, чем в плане речи. Так анализ нашего корпуса показал, имя собственное адресата в плане сюжета было употреблено 195 раз (80 %), тогда как при обращении только 49 раз (20 %).
Рассмотрим какие формы имени собственного представлены в плане сюжета. Как и случае с обращением чаще всего встречается краткая форма имени собственного (135 употреблений); имя собственное с уменьшительно-ласкательным суффиксом встречается 55 раз; полная форма имени была употреблена только 5 раз. Эти показатели совпадают с употреблением имени собственного в плане речи (обращение).
Номинации адресата в плане сюжета с использованием имени нарицательного встречаются гораздо реже (всего 28 употреблений). В плане сюжета встречаются те же формы, что и в плане речи.
Номинация «дитя» — 11 раз;
маленькая моя — 1; моя маленькая — 1; малу девочку — 1; маленького — 1;
моя жаленькая — 1;
дочка дорогая — 1;
ребятки маленьки — 1; ребенка — 1;
сынушко — 2; дочка — 1; — дева — 1;
мальчишка — 1; девочка — 1; мала девочка — 1;
милый яблочок — 1 раз;
В корпусе есть 20 текстов, в которых одновременно присутствует обращение к адресату (ребенку) и его номинация в плане сюжета. Например,
Баю-баю, баю-бай,
Да спи ты, Даша, засыпай.
Бай-бай-бай,
Да не ходи к нам, котонАй.
Баю-баю, баю-бай,
Да нашу Дашу не пугай.
Приди, кОтя, вечерком
Да напоИ(т) Даша чайком.
ЧАём, ко-офеЁм, сладкой во-одочкою.
Сладка водка на меду,
Да Даше не спится на свету. [ФА СПбГУ Мез10-56].
В этом случае номинации адресата в плане сюжета и в плане речи могут совпадать полностью (7 примеров). Как, например, в приведенном выше тексте: адресат будет назван именем собственным и при обращении к нему, и при его именовании, как одного из персонажей в плане сюжета. В остальных примерах (13 случаев) при обращении к адресату будет использовано имя нарицательное (например, дитя), а в плане сюжета адресат обязательно будет назван по имени.
Анализ номинаций в колыбельных песнях позволил прийти к следующим выводам. В плане речи наиболее употребительными являются номинации, выраженные именем нарицательным. В корпусе было выделено 49 форм (38 %) имени собственного и 79 форм (62 %) имени нарицательного.
В плане сюжета имя ребенка употребляется гораздо чаще: 79 форм имени собственного (87 %) и 28 форм (13 %) имени нарицательного.
Для жанра колыбельной важно не только назвать ребенка по имени, обратившись к нему, но необходимо сделать его одним из персонажей колыбельного мира. Изменение реальности в жанре колыбельных и связь с реальным миром, в котором находится адресат колыбельных песен, происходит через трансформации на уровне сюжета. Посредством имени происходит связь двух реальностей: условного изображаемого мира колыбельной и мира реального.
Литература
Адоньева С.Б. Имя и обращение // Чужое имя. Канун. Альманах. Вып. 6. С. 232 —245.
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа: В 3 т. СПб.: Тропа Троянова, 2002—2003. Т. III. Ч. 4: Мезень. 2003. 703 с.
БАС — Большой академический словарь русского языка в томах. Т. 4 «Г — День». М., СПб.: Наука, 2006. 678 с.
БАС — Большой академический словарь русского языка в томах. Т. 5 «Деньга — Жюри». М., СПб.: Наука, 2006. 694 с.
Беломорские старины и духовные стихи: Собрание А. В. Маркова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. 1080 с.
Головин В.В. Колыбельная песня в фольклоре и литературе. Турку: Abo., 2000. 451 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1.: А — З / Под ред. проф. И. А. Бодуэна де Куртене. М.: Терра, 2000. 912 с.
Мартынова А.Н. Опыт классификации русских колыбельных песен // Советская этнография, 1974, №4. С. 101 — 116.
Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия / Изд. О-вом любителей росс. словесности при Имп. Моск. ун-те. М., 1911—1929. Вып. I—II. Вып. I. (Песни обрядовые). М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1911. 356 с.
Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия / Изд. О-вом любителей росс. словесности при I-м Моск. ун-те. М., 1911—1929. Вып. I—II. Вып. II, ч. 2. (Песни необрядовые). М.: Типография Кооператива «Наука и Просвещение», 1929. 389 с.
Поршнев Б.Ф. Контрсуггестия и история // Психология и история. М., 1971. С. 7 — 35.
СРЯ — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 5 (Выпить — Грызть). Л.: Наука, 1989. 255 с.
СРЯ — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 6 (Грызться — Древный). Л.: Наука, 1991. 256 с.
Соболевский А.И. Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. Т. III. СПб., 1897, 512 с.
Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. В 3 т. Т. 1.: А — К. М.: Знак, 2003. 776 с.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Т. 1. (А — Д). М.: Терра, 2008. 574 с.
Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. 312 с.
[1] Под изображемым миром я понимаю всед за литературоведом В. Шмидом внутреннюю реальность текста, план сюжета [Шмид, с. 24].
[2] В.В. Головин так определяет мотив колыбельных: «основной структурообразующей единицей колыбельной песни является мотив, всегда имеющий функциональный смысл. Можно сказать, что мотивы колыбельной, по преимуществу, формульны, так как они устойчивы, стереотипизированы, ритмически упорядочены» [Головин, с. 21].
