«Работа с сознанием — это прагмема»
М. Мамардашвили
«Работа с сознанием — это прагмема»
М. Мамардашвили
Когда: 18 мая 2017, начало в 19:00
Где: Отель Indigo-Tchaikovskogo, ул. Чайковского, дом 17
Публика знакома с русским героическим эпосом по школьным учебникам, картинам в музеях, операм, фильмам-сказкам и мультфильмам. Ей известны лишь несколько хрестоматийных имен богатырей из нескольких десятков. Разнообразие богатырских подвигов и «биографий» ради патриотической ясности сведено к ратным подвигам. По логике школьной программы, Садко должен быть прадедушкой подводного флота. Кто слышал истории про Чурилу Пленковича, Хотена Блудовича, про сестру Петровичей-Сбродовичей или волшебницу Маринку? Былины и духовные стихи (и то и другое называлось «стáринами» - рассказами из старины) исполняли мужчины и женщины на промыслах или дома для семьи. Но это были длинные ритмизованные повествования. От их звучания не так просто избавится, а развитие сюжета совершенно непредсказуемо. Чем закончится бой с молодым нахалом, который окажется внебрачным сыном героя? Или чем обернется то, что на пиру «глупый хвастает молодой женой, а умный хвастает старой матерью»? В лекции будет рассказано о былинах, которые пели севернорусские сказители и сказительницы, чьи голоса сохранились в фонозаписях и чьи биографии ничуть не скучнее героических.
Полная программа: Инна Веселова. Искусство фольклора, или Сказано-сделано
Инна Веселова — фольклорист, антрополог, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета. Руководитель ежегодных фольклорно-антропологических экспедиций на Русский Север. Автор многочисленных научных публикаций, составитель коллективных монографий и сборников статей, среди которых «Современный городской фольклор»(2003); «Речевая и обрядовая культура Русского Севера. Филологический практикум» (2012), «Комплекс Чебурашки, или общество послушания» (2012). Со-руководитель исследовательского проекта «Первичные знаки, или Прагмемы».
У меня будет два предуведомления на фоне заглавного кадра презентации, и еще предуведомление к этим двум предуведомлениям. Однажды, когда я была маленькой, это было во времена Советского Союза, моя мама получила путевку и поехала отдыхать в Болгарию. Кто что вез из-за границы, а моя мама везла книжки. Она привезла много интересных книжек на русском языке, и никто не был разочарован маминым выбором сувениров. Недоумение у меня вызывала одна книжка – «Русские былины». Из всех привезенных она была…
У меня будет два предуведомления на фоне заглавного кадра презентации, и еще предуведомление к этим двум предуведомлениям. Однажды, когда я была маленькой, это было во времена Советского Союза, моя мама получила путевку и поехала отдыхать в Болгарию. Кто что вез из-за границы, а моя мама везла книжки. Она привезла много интересных книжек на русском языке, и никто не был разочарован маминым выбором сувениров. Недоумение у меня вызывала одна книжка – «Русские былины». Из всех привезенных она была и долго оставалась самой, по моему мнению, занудной. Я так и не прочитала ни строчки из этой книги. Думаю, что и после курса «Русский фольклор» в университете былины не заняли высоких мест в моем рейтинге фольклорных жанров. Долгое время они оставались для меня жанром малорадостным. Поэтому передо мной стоит трудная задача рассказать про то, что есть в былинах действительно удивительного и интересного.
Следующие предуведомления будут о том, что эта лекция, скорее всего, будет в жанре, который на «Эхо Москвы» представлен историческими лекциями, — «Всё не так». Если в слове «герои» все еще более или менее «так», то, например, прилагательное «былинное» не имеет никакого отношения к аутентичному фольклору, потому что никаких былин в фольклоре нет. И слово «былина» – это фейк, в смысле фальшивое. Названия такого жанра сами сказители совершенно не знают. Eще одно «не так» кроется за существительными мужского рода в названиях, хотя речь будет идти о былинных героях и героинях (девки-богатырки в русском эпосе встречаются), и о собирательницах и сказительницах наравне со сказителями и собирателями. Это первое.
Второе предуведомление — про былинных героев. Тут мне придется дать немного теории. Я воспользуюсь определением Ю.М. Лотмана — кто такой герой. Мне кажется это важным. Определение это касается героев из всех трех групп (сказителей, собирателей и богатырей), о которых я буду рассказывать. Герой, по Лотману, — это тот, кто смог преодолеть семантическую границу. В мире сосуществуют разные пространства, и чаще всего мы проживаем в каком-то более или менее одном пространстве. В пространстве сословия, в пространстве профессии — это к вопросу о кругах. В пределах своего круга. Или, как говорят американцы, — «in a bubble», «в своем пузыре». Выйти из пузыря (getting out of a bubble), прорвать его — это и есть героический поступок. Те, кто может это сделать, навсегда меняют свой опыт – навсегда становятся героями хотя бы в семейной истории. Все те, о ком я буду рассказывать: и собиратели, и сказители, и богатыри, являются героями — они прорывают «пузырь», выходят за границы своего круга, своего опыта, и именно поэтому я добавила к сказителям и сказительницам, и, собственно, героям-богатырям, фольклористов, своих коллег, которым, несомненно, надо отдать должное. На этом предуведомления закончились.
Герои-собиратели, или Выход за границу собственного сословия
И первый «фольклорист», о котором пойдет речь, выглядит приблизительно так. Это Прокофий Акинфиевич Демидов. Благодаря ему были изданы «Древние российские стихотворения, собранные Киршой Даниловым».
Это собрание сразу после его обнаружения выдержало два издания: сокращенное 1804 года под редакцией А. Ф. Якубовича и более известное, 1818 года, под редакцией известного филолога К.Ф. Калайдовича. Именно он в 1818 году пишет, что «за открытие и сохранение сих памятников русской словесности мы обязаны покойному действительному статскому советнику Прокофию Акинфиевичу Демидову». Где-то за 70 лет до издания Прокофий Акинфиевич попросил собрать устный репертуар того самого Кирши (Кирилла) Данилова. Скорее всего, Кирша был сказителем (не знаю, называлось ли его умение сказывать скоморошеством, но его часто называют именно скорморохом), из Демидовского Нижнего Тагила. В те времена за Уралом, на заводах, Кирша был известен как сказитель, и Демидов попросил записать его репертуар. В рукописи содержится 71 текст. Якубович издал 26 былинных текстов (слово «былина» мы пока употребляем, но с оговоркой, что оно не совсем настоящее). Калайдович в 1818 году издал 61 текст. Записи древних российских стихотворений стали не просто открытием, а основой (можно даже грубо выразиться «скрепой») для идеологии XVIII века, для создания русской национальной истории. Пожалуй, эти несколько десятков эпических текстов были исключительно важны, потому что на них можно было строить самобытную историю российской словесности. К тому времени были известны записи гомеровского эпоса, у финнов была «Калевала», были известны старшие и младшие «Эдды», а вот такая большая территория, как Российская империя, все еще не обзавелась своим эпосом и героями. Некоторая униженность и недостоинство присутствовали в истории русской словесности. Благодаря Прокофию Демидову, который, скорее всего, проявлял уважение к всякого рода «старине», российская словесность обрела свой эпос. А старина в ту пору сохранялась особенно ревниво в староверческой среде, к которой Кирша Данилов, скорее всего, и принадлежал.
Теперь про слово «былины». Изданные в 1804 и 1818 годах древнейшие российские стихотворения стали если не бестселлером, то «must have» во всех библиотеках читающей публики Российской империи. Их действительно знали и читали. С сюжетами были знакомы. Это были истории про неких героев со странными именами. Илья Муромец, Добрыня, Алеша Попович и, в лучшем случае, Садко – это всего лишь 5% от тех имен, которые существуют в русской эпике. Потребность у образованной части населения в том, чтобы дальше эти истории читать и изучать, была большая. И вот Иван Петрович Сахаров, известный российский фольклорист, скорее всего, не очень усердный собиратель, но очень усердный публикатор, среди прочих трудов издает в 1841 году подборку «Былины русских людей» в своем труде «Сказания русского народа, собранные И. Сахаровым». Слово «былины» он берет, как вы догадываетесь, из начала «Слова о полку Игореве»: «Начати же ся теи песни по былинам сего времени, а по замышлению Бояню…», которое было подготовлено к печати братом Константина Калайдовича Петром. Слово «былины» Ивану Сахарову подошло. Он вообще хорошо чуял слова. Сахаров в своих описаниях ритуалов и обрядов так увлекался описанием, что сочинял новые ритуалы и новые песни для русского народа, и так хорошо сочинял, что отличить сложно. Во второй половине XIX века было целое направление в фольклористике, которое разоблачало труды Ивана Петровича Сахарова. Однако, мне кажется, что его стоит упомянуть среди тех, которые открывали русский эпос для читателей нового времени. Если он сумел подобрать слово, которое, как всем известно, фальшивое, но от него не отказываются уже 150 лет, значит слово было найдено верное.
Настоящее открытие и настоящая собирательская работа была проделана Павлом Николаевичем Рыбниковым. Борис Николаевич Путилов в «Экскурсах в историю славянского эпоса» пишет, что Рыбников в конце 50-х годов XIX века служил «скромным чиновником» канцелярии Олонецкого губернатора. «Скромный чиновник» до этого путешествовал по Италии, прожил там 2 года, был очень хорошо образован, но поддерживал не благословляемые Синодом отношения со старообрядческим купечеством. Отношения эти были не экономическими, не финансовыми, а, скорее всего, Павел Николаевич Рыбников сам исповедовал старую веру, за что и был сослан в «скромные чиновники» канцелярии Олонецкого губернатора.
Настолько он был скромным, что ему, вероятно, часто недоставало денег на командировочные расходы, а их у него было много. Он регулярно застревал в каких-то переездах и на почтовых станциях и переправах без возможности вовремя сменить почтовых лошадей или переправиться на другой берег. Как вы понимаете, в Олонецкой губернии (если кто-то представляет, где это) дорог с тех пор стало немногим больше. Нет, фольклористы могут не кивать, я надеюсь, что они точно знают, где эта губерния, а все остальные тоже, надеюсь, начинают подозревать, что всего в трехстах верстах от столицы – там, где был когда-то губернский город Олонец, а сейчас это Республика Карелия со столицей Петрозаводском. С железными дорогами и прочим цивилизованным сообщением дела там обстояли плохо. Однажды Рыбников застрял на переправе, и ему пришлось ночевать на открытом воздухе у костра рядом с группой крестьян. И представьте, что, в общем, Павел Николаевич привык путешествовать, скажем так, по-другому, раз он путешествовал по Европе. Сидит он у этого костра, и, думаю, что не очень хорошо думает про свою родину, ну, в том смысле, что тяжело ему исполнять свои поручения скромного чиновника. У соседнего же костра происходит что-то, там крестьяне гундят. Сейчас попробуем услышать, как сказывались былины. Почему Павел Николаевич прислушался, что происходит у костра, честно говоря, не очень понятно. Потому что нужно быть очень внимательным наблюдателем, чтобы прислушаться к этому монотонному пению. Мне представляется, что услышать другого – это и есть тот момент выхода из пузыря, преодоление собственного акустического опыта.
Уж как жил-де был Буслай до девеносто лет [Василий Буслаев и Новгородцы]
Уж как жил-де был Буслай до девеносто лет,
Девяносто лет, а зуба да во́ рту-ту нету ли.
С Новым-городом Буслай ныньче не спаривал,
С мужиками-то ле со новгородскими.
Да состарилсе Буслай, дак всё преставилсе.
Оставалосе его дитя любимоё…
Мне интересно, сколько слов в этому двухминутном отрывке удалось распознать. Какие слова были услышаны? Отдельные фрагменты улавливались. Это запись 1964 года. Фантастически качественная. Чтобы вот так повезло фольклористам в 1964 году, через 100 лет после работы Павла Николаевича, когда они приехали с хорошей техникой и им встретился Василий Лагеев из Усть-Цильмы, что на реке Печора. Даже со специальной магнитофонной записью с микрофоном, с усилением звука нам сложно разобрать слова. Как и что смог услышать Павел Рыбников?
Представляете, сидит человек у костра. Утомился страшно. За соседним костром бубнят какие-то такие невнятные речи не один час. Он тоже не очень понимает эту речь, но что-то его заставляет пойти слушать, что там происходит. Я думаю, заставляет любопытство, разбуженное изданием Кирши Данилова. Наверное, случилось узнавание некоторых слов, и оно заставило Павла Николаевича перейти к костру. Далее он собирает за одну поездку в мае-июне 1860 года 80 былин от крупнейших певцов – Леонтия Богданова, Козьмы Романова, Трофима Рябинина, Василия Щеголенкова и Никифора Прохорова.
Во-первых, что-то должно было произойти, чтобы граница между образованным чиновником и крестьянством была преодолена. Это не только его усилие, но и их благосклонность. Они отозвались на интерес. Во-вторых, а каким образом Павел Николаевич записывал эти былины, если мы сейчас с трудом несколько слов понимаем? Фольклористы хорошо знают эти тексты, но и я осознаю, что 20% слов не понимаю. У Павла Николаевича не было диктофона, он путешествовал не со штатом писарей. Каким образом он умудрялся записывать произведения, которые звучали час-два? Та былина, часть которой мы 2 минуты прослушали, на самом деле звучит час. Как он это делал тогда, совершенно непредставимо.
В 1861 году вышел первый том «Песен, собранных Павлом Николаевичем Рыбниковым». Это была бомба, потому что за 42 года с момента издания древних стихотворений Кирши Данилова до работы Павла Николаевича было записано около 50 текстов по всей империи. Корреспонденты в разных частях страны находили отдельные крупицы эпической поэзии. И вдруг в 1861 году издается первый том, а потом второй, третий… Там было 300 текстов и около 40 до того неизвестных сюжетов, что стало серьезным добавлением к корпусу Кирши Данилова. Срезневский, известный профессор-словесник даже предпринял нечто вроде расследования. Научная общественность уже обожглись на публикациях Ивана Сахарова, поэтому профессор Срезневский обратился к петрозаводским коллегам с просьбой сообщить все, что известно о Рыбникове и ответить на несколько вопросов. Как этот чиновник действительно мог собрать столько? Ответ рассеял сомнения, и был издан 4-й том. То, что сделал Павел Николаевич для истории русской словесности, трудно переоценить. Издание древних стихотворений Кирши Данилова показывало, что в XVIII веке, где-то на Нижнем Тагиле, очень далеко от столицы, сказывали эпос. Но собранные Рыбниковым материалы сообщили, что совсем недалеко от Петербурга прямо сейчас выдающиеся сказители рассказывают удивительные истории. Эта публикация вдохновила ученых именно на полевые исследования. По следам Рыбникова устремились словесники из разных отделений Академии наук.
Первым поехал Александр Федорович Гильфердинг. Александр Федорович работал в Министерстве иностранных дел, был консулом в балканских государствах, где также проводил этнографические исследования. По возвращении в Петербург он занимает пост в Академии наук и читает лекции в университете. Летом 1871 года ему, по-моему, около 40 лет, и он несется к тем «рапсодам», которых записал Рыбников. У него не было другой цели, кроме как застать то чудо, что явилось Рыбникову. Ученые никак не могут поверить, что эти рапсоды существуют. За 1,5 с небольшим месяца он побывал почти во всех рыбниковских местах, сделал записи около 70 певцов, записав 322 текста, в том числе 270 былин. 1,5 месяца – 270 былин. Разделить это на дни, часы работы, почти невозможно, если каждая былина длится не меньше получаса. В следующем году, собираясь продолжить работу, он отправился в Заонежье, но по пути заболел тифом и умер в Каргополе. Там его отпели и похоронили. Только через год вдова смогла вывезти его тело оттуда.
Я действительно не могу разделить 270 былин на 45 дней работы. Это 6 былин в день. Теперь можно раскрыть технологию построчной записи. Сидел сказитель, с которым до того не один день можно было договариваться, что этот господин в сюртуке будет его записывать. Что это не глум, не сыскная полиция и не шпион. Нужно было объяснить, что чиновнику и консулу Гильфердингу интересен какой-то там Трофим Рябинин. Гильфердингу удалось расположить к себе своих собеседников, и они договаривались о следующих встречах и записях. Собиратели в момент сказывания на слух распознавали слова и распределяли между собой строчки. Я записываю первую строчку, сидящий со мной вторую, если есть третий, то третью. В результате черновик из строчек, которые нужно потом собрать в единый текст. Мы сейчас дойдем до слов, которые есть в этих строчках. Как они понимали, о чем идет речь, – непонятно.
Поначалу в экспедиции ездят только мужчины-собиратели. Но уже в 1810-е годы начинают ездить собирательницы: О.Э. Озаровская, А.М. Астахова, Н.А. Колпакова. Понятно, что мужчинам в конце позапрошлого века чуть легче прорваться по всем трудностям российского бездорожья.
Александр Дмитриевич Григорьев выезжает в экспедицию на берег Белого моря и по рекам Мезень и Пинега. Он записывает 400 былин, исторических песен, духовных стихов и баллад. Сказители рассказывают старины – песни про старую жизнь, а не былины или исторические песни, или духовные стихи, или старые баллады. Для сказителей все эти истории из старины, все это один жанр про то, что когда-то было. Старинами называют эти песни-истории в народе. И они случились с Георгием Храбрым, с Алексеем Человеком Божьим, с Иосифом Прекрасным, с Василием Буслаевым. Эти старины и рассказывают сказители в разных деревнях. Впервые Григорьев открывает сказительницу – Марию Дмитриевну Кривополенову, о которой дальше будет идти речь. Приведу одну из милых деталей григорьевского путешествия. Губернатор Архангельский дает ему открытый лист для скорого проезда по почтовым станциям, но исследователь старается прятать этот лист и держать в секрете свою связь с начальством. Для поездки за народными песнями пристойнее и благоразумнее, по его мнению, иметь дело с народом, а не с властями. Поэтому позорную бумагу лучше было не показывать, когда приходишь к сказителю и просишь оказывать содействие. Тем не менее границы между сословиями преодолевались. Искренний интерес к тому, о чем рассказывают крестьяне, работал. Собирались несусветные сокровища.
Григорьеву было 27. Алексею Владимировичу Маркову, когда он отправился на Русский Север, было вообще всего 23 года. Он совершил 6 поездок. Юноша был видный, в частности он хорошо записывал «виноградья» – эпические песни-благословления на брак, которые пелись старшими женщинами молодой паре, или парню, или девке, когда тех пора было сватать. Так вот все сказительницы, которых записывал Марков, старательно пытались сосватать за него своих дочек и других родственниц при помощи виноградий. На побережье Белого моря Марков встречается с Аграфеной Крюковой и записывает от нее 64 старины.
Герои-сказители, или Подвиг слова
Итак, кого же записывали собиратели? Рыбников записывал выдающегося сказителя – Трофима Григорьевича Рябинина, который был сиротой и воспитывался миром. Вот портрет Трофима Григорьевича, когда он уже был известным в столицах сказителем. Наверное, Трофим Григорьевич понимал, что это презентационная фотография.
Список сюжетов былин, которые записаны от Трофима Григорьевича, удивляет объемом и разнообразием.
|
Список сюжетов былин, записанных от Т.Г. Рябинина |
|
|
1. Илья Муромец 2. Илья Муромец и паленица удалая 3. Илья Муромец и поганое Идолище 4. Ермак Тимофеевич 5. О Добрыне Микитинце 6. Михайла Потык сын Иванович 7. Михайла Потык Иванович 8. Сорок калик со каликою 9. Ставр Годинович 10. Вольга и Микула 11. Илья и Соловей 12. Илья Муромец и Калин Царь 13. Илья Муромец в ссоре с Владимиром 14. Илья Муромец и его дочь 15. Добрыня и Маринка 16. Добрыня и Змей 17. Добрыня и Василий Казимиров 18. Дунай 19. Михайло Потык 20. Иван Годинович |
21. Хотен Блудович 22. Дюк 23. Сорок калек 24. Королевичи из Крякова 25. Скопин 26. Молодец и худая женщина 27. Горе 28. Самсон-богатырь 29. Святогор 30. Дунай Дюк Степанович 31. Василий Буслаевич 32. Поездка Василия Буслаевича 33. Садко купец, богатый гость 34. Грозный царь Иван Васильевич 35. Князь Скопин и Никита Романович 36. О двух королевичах из Крякова — Петре Петровиче и Луке Петровиче 37. Горюшко и добрый молодец 38. Иванович 39. Вольга Святославович
|
Итак, мы с вами со школьной скамьи знаем Илью Муромца и Добрыню, но мы точно не слышали ни про Василия Казимировича, ни про Дуная, ни про Михаила Потыка, ни про Ивана Годиновича и тем более про Хотена Блудовича (отчество вызывает подозрения, что и имя у него не совсем безобидное). Но перед нами только список имен, а уж никак не синопсисы историй, каждая из которых может длиться часами. 40 часов выученных наизусть историй или свободных импровизаций по канве канона, но объем поразительный. Сказывание былин – это отнюдь не профессия, это умение и талант, чтобы после трудного дня крестьянской работы сесть спокойненько и рассказывать прекрасные истории про Хотена Блудовича или Дюка Степановича. В случае Трофима Григорьевича – это талант, который дал возможность сироте, воспитанному всем миром, сохранить достоинство и так, с достоинством, жить в рамках своего мира, своего сословия и своих связей, и с тем же достоинством выступать перед образованной столичной публикой, когда слава о его таланте достигла столиц.
Следующая героиня, о которой я расскажу, – Мария Дмитриевна Кривополенова.
Перед нами фотография 1921 года. На коленочках у Кривополеновой варежки, а варежки она подарила Луначарскому за то, что он ей выписал академический паек в 1921 году и пригласил в консерваторию в Москве выступать. После выступления Марию Дмитриевну сфотографировали. Родилась она в 1843 году, умерла в 1924. Родилась в деревне Архангельской губернии, и умерла в другой деревне, но в той же Архангельской области. Обе деревни на реке Пинега. Луначарский за три года до смерти наградил ее званием «государственная бабушка». Способность государства узурпировать бабушек – удивительная. Что в ней государственного? Непонятно. Она мудрее любого государства.
Судьба у Марии Дмитриевны насыщенная и очень настоящая. Через год после замужества муж-пропойца бросил ее с первенцем в 700 верстах от дома, откуда молодая семья ушла на заработки. Марья Дмитриевна вернулась домой пешком, где обнаружила, что муж вернулся в дом раньше и разграбил все ее сундуки с приданым и разобрал оконницы, вынул стекло и продал пол. И сейчас на Русском Севере знаком окончательного разорения дома и «падения его хозяина» служит разобранный пол, когда пьяницы умудряются продать на дрова даже доски пола. Осталась, по словам Кривополеновой, ей «дыра, а не дом». Всю свою жизнь «государственная бабушка» нищенствовала. Это нищенство не было позорным. Она так жила, она выбрала такой образ жизни, который, мне кажется, не сильно отличается от того пути, который избрала для себя Ксения Блаженная, Петербургская. Слом привычного течения жизни раз и навсегда меняет твою жизнь: и Ксения, и Кривополенова уходят навсегда из дома и ходят по людям.
В странствии с ней познакомилась Ольга Эрастовна Озаровская, которая приехала на Пинегу собирать фольклор для своего репертуара. Ольга Эрастовна была и исполнительницей, и фольклористкой-собирательницей. Она приехала с сыном Василько. Василько встретил у дома в деревне старушку, которая просила подаяние. И побежал за мамой. Мама дала денег, и бабушка в благодарность исполнила то, что знала. Качество исполнения было настолько поразительным для Озаровской, что она приглашает ее с собой. Кривополенова выступает в Политехническом музее, за 1915/16 год дает более 60 концертов по всей России. 100 лет назад люди знали свой эпос и фольклор больше, чем мы сейчас, и Кривополенова умела делать фольклор очень живым, поэтому те, кто вспоминал ее концерты, поражались ее умению привязывать старые сюжеты к сиюминутной ситуации и комментировать их насущными задачами. Газеты сохранили истории про великую славу и триумфальные выступления «государственной бабушки», про назначенную ей персональную пенсию, но она спокойно отказывается от предложения столичных соблазнов, снова возвращается к привычной жизни, нищенствует. Писатель Борис Шергин так описывает ее кончину через три года после московской гастроли в 1924 году: «Однажды отправилась она в дальнюю деревню. Возвращалась оттуда ночью. Снежные вихри сбивали с ног. Кто-то привел старушку на постоялый двор. Изба битком набита заезжим народом. Сказительницу знали. Сидя на лавке, спокойная, Кривополенова сказала: “Дайте свечку, сейчас запоет петух, и я отойду”. Что и произошло».
Следующей нашей героиней будет Аграфена Матвеевна Крюкова, которую записывал А.В. Марков в начале 1900-х совсем недалеко от Пинеги, на Белом море. Все там же, в Архангельской губернии, и записал он от нее, как я уже рассказывала, 65 сюжетов. Крюкова не стала звездой, ее не вывозили ни в Политехнический музей, ни в консерваторию.
Даже на этой фотографии видно, насколько перед нами сильная женщина. Фотография сделана в поморской деревне Верхняя Золотица, и те несколько фотографий, которые сделал Марков, производят сильное впечатление. Это женщина красивая своим достоинством. Женское исполнение былин – нечто совершенно другое, нежели мужское. Женщины имеют свои предпочтения в сюжетах и по-иному расставляют акценты в тех, что рассказывают мужчины-сказители. Интересно, что о сказительском таланте замужней женщины частенько не знают соседи и даже свойственники. Марков писал, что «в селе многие удивлялись, когда узнали, что она пропела мне 60 старин; благодаря ее кроткому нраву, сосредоточенному характеру и некоторой замкнутости ее считали “простоватою”». Для того чтобы сказывать, женщинам нужно получить «право голоса», не политического, но семейного. Тем не менее Аграфена Матвеевна за свою жизнь овладела огромным репертуаром, запоминая один раз услышанную былину на всю жизнь.
И завершу я рассказом о Максиме Григорьевиче Антонове, записанном в 1928 году экспедицией Института истории искусств в деревне Усть-Низема Лешуконского района Архангельской области. На момент записи ему 59 лет, и он все время хвастается своими детьми, очень любит их; младшему 2 года, и вот он им хвастается все время вместо того, чтобы хвастаться своей собственной историей.
«Максим Григорьевич Антонов, в год нашей встречи (1928) крестьянин 59 лет из деревни Усть-Низема Лешуконского района, обремененный большой семьей, в которой большинство детей были еще малолетками. Из года в год, каждое лето, с весны жил он в пастухах, стерег овец, а зимой надолго уходил в лес на охотничий промысел. Максим Григорьевич хорошо грамотный, бывалый человек. Как многие мезенцы, жившие у реки, знавшие море и рыболовный промысел, он бывал на военной службе на флоте. За все время службы ему пришлось 36 месяцев пробыть в плавании. В 1892 году он совершил кругосветное путешествие, длившееся 9,5 месяцев. Побывал в Англии, Испании, Южной Америке, США. В последних во время всемирной выставки. Он посещал выставку. Еще до плавания кончил специальные курсы морского дела и по возвращении в Кронштадт назначен был инструктором для новобранцев. И дальше Антонов делает тот же выбор, что и КривополеновА: он отказывается от службы и карьеры, несмотря на все уговоры. “Я с малых лет любил в лес. В лесу живу, сам себе барин. Месяца по 2 в лесу живу, только за этим и вернулся” — цитируют аргументы его возвращения из культурного центра в лесную глушь далекого Мезенского края собиратели.
В 1928 году в полевой работе произошла технологическая революция. Появились фонографы. Первый фонограф использует Григорьев, но его коллекция исчезла при эмиграции, при переезде. На нашем сайте «Свод русского фольклора. Звуковой аналог» можно попробовать включить запись 1928 года, но что мы ни делали, что ни предпринимали с записями, лучше всего в трубах фонографа слышно комаров, которые забирались в глубь трубы и там жужжали. И где-то среди шумов и жужжаний можно иногда услышать «Ой есси чего ле де, то…» Но тем не менее минут 5–7 записи этих голосов у фольклористов есть.
Что же записали от Максима Григорьевича? Былины «Про Чурилу Пленковича и Катерину» (Чурила Пленкович – чудесное имя, и отчество Пленкович – это сокращение от Щепленковича – тот, который «щапится», хвастается и щеголяет), «Три поездки Ильи Муромца», «Василий Буслаев и новгородцы», «Добрыня Никитич и Маринка», «Илья Муромец и Сокольник», «Михайло Потык», «Илья Муромец и Калин Царь», «Глеб Володьевич и Иван Дунаевич Сват». Это то, что еще активно рассказывали в 1928 году как самые интересные сюжеты. Тут надо сказать, что сказители, будучи сами чрезвычайно интересными людьми с очень высокими запросами на опыт, рассказывали про таких же героев. Дюжинные люди были не интересны. Итак, мы видим, даже по судьбам нескольких сказителей, от которых были сделаны очень масштабные записи, что перед нами плеяда недюжинных героев и героинь – с богатым жизненным опытом, с разными жизненными выборами, с огромным талантом, который придавал их жизни достоинство самостояния. И никакое государство, ничье признание и оценка не изменили выбранного ими жизненного пути. К сожалению, следующие поколения и людей, и сказителей были не столь уверены и достойны. Но слабости и недостоинство – не предмет этой лекции.
Герои, они же Богатыри
Теперь про сюжеты, про которые мы не знаем. С одной стороны, в школе нам рассказывали, что богатыри в основном заняты тем, что охраняют границы нашей родины. С другой стороны, наверное, ни Кривополенова, ни Крюкова, ни Максимов, ни Рябинин вряд ли бы тратили свою жизнь на то, чтобы прославить военную службу. PR Министерства обороны – не самая интересная тема для многочасовых историй. Что можно рассказать про то, как охраняют рубежи родины? Можно только спеть песню про потерянную пуговку и про поиск шпионов, как известно.
Вспомним, что в самом начале лекции я заявляла ее лейтмотив как разоблачение общепринятых знаний. Вот и начнем с трех китов богатырства. Не надо напоминать, кто изображен на хрестоматийной картине Васнецова: Добрыня, Алеша Попович и Илья Муромец. Познакомимся с каждым из них.
Один из самых известных сюжетов про Добрыню – «Добрыня и Маринка» – начало его биографии. И вот как она заканчивается:
– Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Со своей да с любимой семьей,
С той было Маринушкой Кайдальевной,
Ай Кайдальевной да королевичной! –
– Ай же нунь вы, князи еще бояра,
Вси же вы Владимировы дворяна!
Я вечор же братци был женат не холост,
А нынечу я стал братци холост не женат.
Я отсек же нунь Марине буйну голову
За ейны было поступки неумильнни.-
– Благодарствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Что отсек же ты Маринки буйну голову
За ейныи поступки неумильныи!
Жил-то Добрыня во Нове́-городе́ [Добрыня Никитич и Маринка]
И бояре отвечают на такое странное признание: «Ой молодец, какой молодец». Здесь сказитель Антонов, о котором я только что рассказывала, поясняет, за что хвалят бояре Добрыню, а именно за отсекание Маринке, законной его жене, буйной головы.
Что же случилось у Добрыни с Маринкой? «Жил Добрыня во Новогороде, да три года Добрыня жил», – рассказывает Антонов. Три года жил-чашничал, три года жил-стольничал, три года приворотничал. Занимался делом девять лет. Прошло того времени еще 12 лет, захотелось пройти по городу. Взял тугой лук, тугой лук да калену стрелу. Увидел, на терему 2 голубя сидят. Захотелось пострелять. Натянул тугой лук. Полетела стрела, залетела поганому в окошечко. Распорола черны груди. А до этого мама во всех вариантах былины обычно говорит Добрыне: «Не ходи, Добрыня, в Новгород, не купайся в Бочай реке, да особенно не заходи в переулки к Маринке». Конечно, как любой послушный сын, Добрыня сначала искупался, а потом пошел в переулки. Именно там, в переулках у Маринки Кайдаловны, безбожницы, Добрыня и промахнулся мимо голубей, попал в окно и ранил ее возлюбленного. Маринка, само собой рассердилась, до пояса в окошко забиралась: «Кто это шутки шутил, да в игрушки играл?» Отчитав Добрыню как маленького, он пообещала ему наказание и «скрала его следоцики». Отчего Добрыня не может от двора ее отойти. «Скрадывание следочков» — главная Маринина ворожба и безбожье. Обычная магическая практика хозяек на Русском Севере, чтобы корова возвращалась в дом. При первом выгоне хозяйки снимают следочки, бросают через левое плечо и скотина все время возвращается с пастбища домой. Маринка снимает следочки Добрыни, а не скота, и тот никак не может уйти. А волшебница Маринка не унимается в наказании: «Бери теперь меня, Добрыня, замуж, раз ты убил моего возлюбленного. Если не возьмешь меня во замужество, оберну туром во чисто поле. Ведь есть у меня в поле 9 туров, ты будешь 10-й». Добрыня согласился на женитьбу, а Маринка с брачного ложа все-таки обернула его туром. Против Маринкиной ворожбы у Добрыни нет средств. Все знают, что в Маринкином стаде уже девять туров ходят, а тут десятый прибавился, свирепее всех. Матушка, тетушка или сестрица Добрыни сразу понимают, кто тот десятый тур, и приходят к Маринке уговаривать отпустить Добрыню. Сначала угрожают обернуть ее сукою, Маринка говорит, что как-нибудь справится. Дальше обернуть кобылой, чтобы на весь Новгород возила воду. Маринке все равно. Тут Добрынина матушка сделала великое обруцение. Нашла на Маринку управу. Заставила Добрыню взять Маринку во замужество. Обернула Маринка Добрыню добрым молодцем, поверила свекрови. Дальше Добрыня начинает учить жену:
«Ой еси ты, Маринка Кайдаловна,
Зла еретица-безбожниця!
Тело-то твоё мне-ка надобно —
А руки-ка мне твои не надобны:
Со поганым Издолищом обнималась,
Да нечистого духу нахваталась!» —
Отсек ей по локот руки.
Говорит-то Добрынюша таково слово:
«Ой еси ты, Маринка Кайдаловна,
Злая еретица-безбожница!
Туша-то твоя мне-ка надобна —
Губы мне твои-ка не надобны:
Ты с поганым Издолищом целовалась,
Да нечистого духу нахваталась!» —
Отсек губы и с носом у ей!
[(Изуродовал он, да...)]
Вывел он жеребчика неезженого, привязал за хвост, жеребец убежал и Маринку в чистое поле унес. Он потом еще бояр встретил, как мы уже знаем, и рассказал, как «нынче был женат – не холост, а сейчас холост – не женат». Как мы понимаем, в этой былине про Добрыню ни слова про то, как он охранял рубежи Родины. В самом начале сказано лишь три слова про то, как до своей странной женитьбы он по три года чашничал, стольничал и приворотничал, вполне может быть, что при дворе у князя. Но прославился в этой истории Добрыня не службой и не геройским поведением. Нарушил родительскую заповедь, набедокурил в чужом доме, проиграл в переговорах с женщиной, был спасен другими женщинами, и за свое поражение на любовном фронте отыгрался жестоким насилием. Скорее, речь идет о тех героях, которых Татьяна Александровна Бернштам называла «неудалыми добрыми молодцами». И именно «неудалость» является предметом рассказа.
Следующая история про лукавого юношу Алешу из троицы Васнецова, который косится на Добрыню. Придется объяснить, почему этот взгляд непрямой, пересказав былину «Добрыня и Алеша». Былина начинается с того, что Добрыня покидает свою молодую жену Настасью, на которой женился, видимо, честь по чести, а не как на Маринке. Когда этот сюжет рассказывают мужчины, то мотив очень важной работы занимает в их рассказе существенное место. Чаще всего Добрыня уезжает, наконец, охранять границы. Уезжая, Добрыня наказывает жене не торопиться идти замуж, если он долго не будет возвращаться: «Если не приду эти 3 года, ты еще 3 года подожди, а если на вторые 3 года не приду, то посмотри в окошко, и еще подожди 6 лет, а если еще через 6 лет не приду, то выходи за князя, за бояра, за сильного могучего богатыря, но не ходи за Алешу Поповича. Алеша Попович крестовый брат, он не силен, он только напуском смел». А что такое «напуском смел»? Добрыня поясняет, мол, «поповские роды завидущие, руки загребущие, они увидят хорошее платье на человеке, и может он пропасть безвинно». Вот такая народная мудрость. Добрыня уезжает по своим делам, а Настасья остается жить со своей свекровью, с Мамельфой Тимофеевной, матушкой Добрыни, которая уже встречалась в предыдущей былине, и про историю сына с Маринкой должна помнить.
Буквально через 12 лет отсутствия дома Добрыни появляется Алеша и сватается за Настасью. Алешиного напуска, то есть вранья, хватает на то, чтобы обмануть и Настасью и Мамельфу. Алеша рассказывает, что он только что в чистом поле видел тело Добрыни, поросшее травой, глаза его воронье выклевало, крест один остался. Из увиденного Алеша Попович делает вывод, что он — самый славный жених на белом свете, и свекровь отдает Настасью за него замуж. В некоторых вариантах одного Алешиного свидетельства для мудрых женщин оказывается недостаточно. Тогда Алеша берет в сваты или в тысяцкого (это такой чин севернорусской свадьбы, который возглавляет всю жениховскую партию) Илью Муромца, а в сваты берет князя Владимира и Апроксею, Владимирову жену. Эта представительная делегация все-таки высватывает Настасью.
Во время свадебного пира Алеши и Настасьи Добрыня возвращается домой. Матушка не сразу догадывается, что это ее сын, и ему приходится для узнавания показывать свою бородавочку под мышкой. Матушка отдает Добрыне его гусли и он в образе «калики перехожего» пытается попасть на свадьбу (ср. с устойчивым мотивом «муж на свадьбе своей жены» и приключениями Одиссея). Алеша не пускает странника, говоря, что все места заняты на пиру, а Настасья выпрашивает для него место на печи. «Калика перехожий» распоясывается, выпивая одну за другой много чарочек, потом наливает чарочку невесте и кидает туда свое обручальное кольцо. Настасья едва пригубливает вина, но Добрыня настаивает, чтобы она пила до конца. Настасья допивает через силу вино и видит именной перстень, которым они обручались с Добрыней, в других вариантах она узнает мужа по его игре на гуслях и говорит, мол, «не тот муж, который возле меня сидит, а тот муж, который супротив меня». Завязывается небольшая драка между Добрыней и Алешей, которую разнимает Илья Муромец, ссылаясь на князя Владимира. Заканчивается обычно былина замечательной фразой Добрыни: «Хорошо ты, Алешенька, женился, да не с кем спать». Надо сказать, что репутация Алеши тоже никак не связана с его службой по защите границ. Сильный не смелостью, а «напуском», т. е. наглостью, он не только пытается высватать жену товарища, но из-за хвастовства обесчещивает сестру Петровичей-Сбродовичей (вот так фамилия!), про что есть тоже отдельная и очень увлекательная былина.
А в былине про Дюка Степановича Алеша мельком описан как корыстный коррупционер. Богатырь Дюк Степанович родом из Индии, из очень богатой семьи. Мать, отправляя Дюка к князю Владимиру, уговаривает его не хвастаться богатством. На пиру он расхвастался богатством родителей, и князь Владимир, задетый за живое, отправляет счетчиков чужого богатства в Индию. Для аудита Владимир подбирает комиссию. В ответ на предложение отправить считать богатства Дюка Алешу Поповича, Владимиру говорят: «Только не посылай Алешу Поповича – его глазищи поповские завидливые, и ему с Индии не выехать. Увлечется подсчетом». Так что Виктор Васнецов очень правильно изобразил эти самые завидливые глазищи.
Илья Муромец, казалось бы, богатырь с самой серьезной репутацией из троих. Про него почти нет никаких историй, которые бы дискредитировали его. И имя у него вполне серьезное. Это вам не Хотен Блудович и не Чурила Пленкович. Однако дружба Ильи со Святогором, одним из старших, архаических богатырей, складывается настолько интимно, что придется о ней рассказать. Во-первых, Илья Муромец в результате берет свою силу не от тех странников, которые его исцеляют после 33 лет сидения на печи. Могучую силу он получает от смертной пены Святогора, он глотает зеленую пену, которая выходит из гроба Святогора. Лежащий в захлопнувшемся гробе Святогор следит, чтобы Илья не слишком много потребил пены, потому что надо брать силу в меру. Передача силы происходит во время их совместного путешествия по Святым Горам, где два могучих богатыря встречают огромную плащаницу и гроб. Обоим в голову приходит одна и та же мысль: померить плащаницу и гроб, кому они по росту. По очереди они ложатся в гроб, и он приходится точно по росту Святогору. Когда тот ложится, гроб захлопывается, на него накладываются обручи, и только через пену или через дыхание Илья получает силу.
Во-вторых, дружба Ильи Муромца и Святогора начинается с более пикантного эпизода. Илья начинает свое путешествие после исцеления в новом наряде и с только что полученным богатырским конем. История настоящей мужской дружбы записана П.Г. Рыбниковым от Леонтия Богданова 70-ти лет.
Наехал Илья в чистом поле на шатер белополотняный,
Стоит шатер под великим сырым дубом,
И в том шатре кровать богатырская немалая:
Долиной кровать десять сажень,
Шириной кровать шести сажень.
Привязал Илья добра коня к сыру дубу,
Лег на тую кровать богатырскую и спать заснул.
А сон богатырский крепок:
На три дня и на три ночи.
На третий день услыхал его добрый конь
Великий шум с-под сиверныя сторонушки:
Мать сыра-земля колыбается,
Темны лесушки шатаются,
Реки из крутых берегов выливаются.
Бьет добрый конь копытом о сыру землю
Видит Илья: едет богатырь выше лесу стоячаго,
Головой упирает под облаку ходячую,
На плечах везет хрустальный ларец.
Приехал богатырь к сыру дубу,
Снял с плеч хрустальный ларец,
Отмыкал ларец золотым ключом:
Выходит оттоль жена богатырская.
Такой красавицы на белом свете
Не видано и не слыхано:
Ростом она высокая, походка у ней щепливая
Очи яснаго сокола, бровушки чернаго соболя,
С платьица тело белое.
Как вышла из того ларца,
Ну и занялась своими женскими делами: на стол накрывает.
Пообедал Святогор-богатырь
И пошел с женою в шатёр проклаждатися,
В разныя забавы заниматися.
Тут богатырь и спать заснул.
А красавица жена его богатырская
Пошла гулять по чисту полю
И высмотрела Илью в сыром дубу.
Говорит она таковы слова:
«Ай же ты, дородний добрый молодец!
Сойди-ка со сыра дуба,
Сойди, любовь со мной сотвори,
Буде не послушаешься,
Разбужу Святогора-богатыря и скажу ему,
Что ты насильно меня в грех ввел».
Нечего делать Илье. Илья наслаждается жизнью с красавицей богатырской женой, за что баба Святогорова считает, что такой богатырь ей в путешествии пригодится и
Взяла его красавица, богатырская жена,
Посадила к мужу в глубок карман.
И дальше такой прекрасной компанией они едут:
Посадил жену в хрустальный ларец,
Запер золотым ключем,
Сел на добра коня и поехал ко Святым горам.
Стал его добрый конь спотыкаться,
… бил его богатырь плеткою шелковою
По тучным бедрам,
И проговорит конь языком человеческим:
«Опережь я возил богатыря да жену богатырскую,
А нонь везу жену богатырскую и двух богатырей:
Дивья мне потыкатися!»
Вытащил Святогор-богатырь Илью Муромца из кармана, и стал его выспрашивать, кто он есть и как попал к нему во глубок карман.
Илья ему сказал все по правды по истине.
Тогда Святогор жену свою богатырскую убил,
А с Ильей поменялся крестом
И называл меньшим братом.
То есть крестовыми братьями Илья Муромец и Святогор стали по женщине, от которой избавились. Мы видим, что все трое богатырей, выехавшие в чистое поле на картине Виктора Васнецова, в реально рассказанных старинах совершают странные и далеко не благовидные поступки. Их действия подчинены их человеческим слабостям: корысти, желаниям, самолюбованию, страстям. Герои и персонажи былин ничем не отличаются от обычных мужчин и женщин, только их чувства и поступки носят несколько преувеличенный характер. Но ровно настолько преувеличенный, чтобы слушатели узнали в них самих себя. Сказители рассказывают только то, что интересно слушателям, а ценности и нормы скрыты в мимолетных комментариях и эпитетах. Н.Е. Ончуков пишет об одном из своих сказителей: «Шишолов Василий Дорофеевич. Живет в дер. Верхнем Бугаеве. Веселый, разухабистый мужик 40–45 лет, очень похожий характером на Г. И. Чупрова—Калямича, только без его деловитости и практичности в жизни. Живет бедно, потому что постоянно навеселе. У его испорчена семейная жизнь, и В. Д. постоянно жалуется на какое-то горе, которое его гложет. С большим чувством и даже со слезами он спел мне былину про “Чурилу и неверную жену”, применяя верно ее содержание к своей доле».
Одна из сказительниц, которую записывали в 1920-е годы, поведала, что узнала свои старины от прадеда, старика Филатки, который, по преданию, сам не хуже богатырей был. Теперь мы знаем кое-что из жизни богатырей, мы кое-что понимаем и про старика Филатку.
Сказители знали о многообразии жизни: о нормах и нарушении, о любви и привязанности, о страстях и их последствиях, о корысти и договоре, о знаках и предсказаниях, о запретах и их нарушении, собственных выборах и ответственности. Об этих обстоятельствах жизни они и рассказывали посредством былин.
Собиратели, которые приехали записывать крестьян-сказителей из Петербурга, тоже узнали в этом опыте тот опыт, который был у них.
В результате эта героическая связь объединила тех, кто ехал в экспедиции в неведомые края собственной страны, и тех, кто возвращался из столиц и из-за границы в свои леса, охотничья угодья или на свои дороги нищенства, потому что ценили свою свободу и свою жизнь. А жизнь по большому счету и в столицах, и в лесу – одна и та же. Человек творит свою собственную историю, в которой совершает ошибки, врет или говорит правду, и стоит за нее до той поры, пока не погибнут и друг твой, и враг, и только тут понимает, что же он натворил. Во всех старинах сказитель рассказывает не общий сюжет, но свою историю. И конец истории – это не оценка по шкале «хорошо или плохо». Результат истории понятен по поступкам. Живы ли останутся их герои, простят они или убьют друг друга, будут жить долго и более или менее счастливо – все это зависит от воли этих самых сказителей, к которым прислушиваются и их слушатели, и собиратели, и нам остается пересказывать эти истории и прислушиваться к очередным народным мудростям, например как относиться к таким героям. Спасибо.
Бернштам Т. А. Герой и его женщины: образы предков в мифологии восточных славян. СПб.: МАЭ РАН, 2011.
Бернштам Т.А. Добрый молодец и река Смородина // Кунсткамера: Этнографические тетради. СПб., 1993. Вып. 1. С. 17–34
Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / изд. подг. А.П. Евгеньева, Б.Н. Путилов. М., 1977 (1-е изд.: М., 1804; 2-е изд.: М., 1818).
Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года: в 3 т. 4-е изд. М.; Л., 1949–1951 (1-е изд.: СПб., 1873).
Песни, собранные П.Н. Рыбниковым: в 3 т. 2-е изд. / под ред. А.Е. Грузинского. М., 1909–1910 (1-е изд.: М., 1861–1867; 3-е изд.: Петрозаводск, 1989–1991).
Северные сказки: Сборник Н. Е. Ончукова
